– То есть как?
– А вот так. Я сказала, что хочу обналичить чек, и протянула ей в окошко чековую книжку. Кассирша лишь мельком взглянула на чеки и тут же уставилась на меня. В это же время ее правая рука как бы между делом скользнула в сторону, и по движению плеча я поняла, что она нажала кнопку. Мне же она сказала: «Хорошо, миссис Лоули, распишитесь вот здесь».
В глазах Мейсона появился азартный блеск.
– Ну а ты что?
– А я сказала: «Какая досада, кажется, я забыла дома свою авторучку», после чего схватила чековую книжку и поспешила убраться оттуда. Кассирша крикнула мне вдогонку, что у нее есть ручка, но я сделала вид, что не слышу.
Я зашла в лифт и спустилась на нижний этаж. Эти несколько мгновений показались мне целой вечностью. Внизу же царили суета и неразбериха. Два человека бежали к лифту. Один из них распахнул пальто, показал лифтеру жетон и крикнул на ходу: «Я полицейский. Наверх, к кассе, быстро!»
– Послушай, – перебил ее Мейсон, – а тебе когда-нибудь доводилось поджигать траву и видеть, как пламя внезапно вырывается у тебя из-под контроля?
– Нет. А что?
– Это дает сильнейшее ощущение внезапного бессилия. Ты хочешь просто спалить крохотный островок сухой травы. Подносишь спичку, и в следующий момент уже весь склон холма оказывается охвачен пламенем. Ты как дурак мечешься по краю, пытаясь затоптать огонь, но он словно назло тебе разгорается все сильнее и сильнее.
– Ну а какое отношение все это имеет к тому, что произошло в универмаге? – спросила она.
– Ты когда-нибудь встречалась с лейтенантом Трэггом?
– Нет.
– Ростом он чуть ниже меня, – начал описывать Мейсон, – примерно моего возраста, черные вьющиеся волосы, носит серый двубортный пиджак, нос большой, правильной формы и с изящными ноздрями; в минуты сильного волнения имеет привычку откидывать голову назад, задирая вверх подбородок, так что его ноздри…
– Это был он! – перебила его она.
Мейсон вздохнул.
– Быстро они, однако… – досадливо проговорил он. – Я-то хотел развести совсем небольшой костерок, чтобы выкурить кое-кого из норы, а огонь едва не спалил меня самого.
– Вы это о чем?
– Разве ты так и не поняла, для чего все это было нужно?
– Вы хотели, чтобы они подумали, будто Карлотту Лоули ограбили?
– Не ограбили. Убили.
Она испуганно воззрилась на него.
– А что, вполне логично, – продолжал Мейсон. – Ее мужа удерживало рядом с ней только одно обстоятельство – ее деньги. Она любила его, он же взирал на нее просто как на полезную вещь, талон на бесплатную еду, источник постоянного дохода. Милдред с самого начала возненавидела его. Наверное, он был несказанно рад тому, что его жена так серьезно заболела. Сначала ему казалось, что это даст ему возможность проявить себя, доказать Милдред, что он тоже может быть удачливым бизнесменом, надежным опекуном собственности жены, верным хранителем ее душевного покоя. Однако дела у него не заладились. Очевидно, первоначально он понес довольно ощутимые убытки, обойтись без которых было попросту невозможно. От этого никто не застрахован, но так как над ним постоянно довлело презрительное отношение со стороны Милдред, то в сознании Лоули неудача эта приобрела масштабы настоящей катастрофы.
Из этого положения был лишь один выход. Ему было нужно во что бы то ни стало вернуть потерянные деньги. И обратить убыток в прибыль. Будучи подгоняем собственным тщеславием и нетерпением, он не стал дожидаться подходящей возможности для надежного и по-настоящему выгодного размещения капитала. У него не было времени, нужно было что-то срочно предпринять. И тогда он решил сыграть и выиграть.
Судя по тому, как далеко в конечном итоге он зашел, его первая отчаянная попытка увенчалась успехом. Он выиграл. С этого-то все и началось.
– Но вы же с ним даже незнакомы. Вы его совершенно не знаете, – возразила было Делла.
– Отчего же, знаю. Для того чтобы узнать человека, совсем необязательно встречаться с ним лично, видеть его лицо, жать руку, слушать, что и как он говорит. Достаточно просто наблюдать за тем, какие поступки он совершает. Или же постараться увидеть его глазами других людей.
– Но чужой взгляд искажен предубеждением.
– Если ты хорошо знаешь этих людей, то всегда сможешь сделать на это поправку. Ведь можно же, в конце концов, определить, насколько предвзяты они в своих суждениях. И, к твоему сведению, Делла, только так мне и удается распутывать сложнейшие дела. Необходимо уметь поставить себя на место других людей, научиться смотреть на окружающий мир их глазами, а это означает, что нужно и должно развить в себе сострадание и терпимость к человеку, преступившему закон.
Она кивнула.
– Итак, он выиграл, – продолжал Мейсон, – и праздновал победу, еще не осознавая того, что оказался в положении льва, впервые узнавшего вкус кровавого мяса. Все, пути к отступлению больше не было. Он уже больше никогда не сможет забыть того манящего вкуса. Затем он стал снова нести убытки. И опять попробовал вот так запросто, играючи, поправить положение, но вот только на этот раз ему уже не повезло.
– Думаете, он просаживал деньги, играя в рулетку?
– Нет, ну что ты – он совсем не так глуп, как кажется. Скорее всего, это была «верная» информация о лошадях. Видимо, нашелся друг, которому Лоули доверял и в компетентности которого не сомневался. И этот некто, похоже, был неплохо осведомлен о всех подробностях этого дела.
– Шиндлер Колл? – предположила она.
– Может быть.
– А затем, – продолжала Делла, – его просто заманили в западню…
– Он завяз так глубоко, – сказал Мейсон, – что ему уже не оставалось ничего другого, как играть по-крупному. Он сделал ставку и проиграл, потом проиграл снова. И вот наступил такой момент, когда он вдруг опомнился. Вот тогда-то впервые за все время ему удалось увидеть и прочувствовать истинное положение вещей. И тогда же перед глазами у него замаячил огромный куш, позволивший бы с лихвой возместить все прежние потери. Тогда-то ему и подсунули ту самую «стопроцентную наводку». Дело казалось таким верным, что он ни минуты не сомневался в том, что ему непременно повезет. Но ведь без денег не сыграешь, а за это «верное дело», «беспроигрышный вариант» с него потребовали наличные. Итак, ему нужно было раздобыть где-то деньги, а Линк ни за что не соглашался одолжить их ему под залог ценных бумаг. Скорее всего, он отговаривался тем, что ссуда предназначалась для того, чтобы сделать ставку на скачках, в связи с чем могло возникнуть слишком много осложнений, поэтому он предложил Лоули просто продать ему акции, пообещав, что даст ему целых пять дней на то, чтобы затем выкупить их обратно.