— Никакой, если окажется на том свете. — Говорила она серьезно, жестко, и я не решилась возразить, только подумала: о чем Анна так и не удосужилась рассказать мне? С чем связана ее скрытность? Может, она просто щадит меня, не рассказывая всего, что успела пережить сама?
Анна вышла из машины первой и позвонила. Очень долго никто не отвечал. Наконец мы услышали голос Николая Ивановича:
— Кто там?
— Николай Иванович, это Ульяна и Аня. Можно с вами поговорить?
Почему-то я была уверена, что он сошлется на нездоровье или придумает еще какой-то повод, чтобы отказать нам, но тут раздался щелчок, и калитка открылась, мы быстро прошли к крыльцу.
— Взгляни, — шепнула Анна, я бестолково вертела головой, а она добавила:
— Возле дома напротив. — Там, точно тень, мелькнул силуэт мужчины в черной куртке.
— Они? — охнула я. — Неужели они?
Мы уже довольно долго стояли у двери. Я вглядывалась в соседние дома, участок улицы, видневшийся отсюда, но никого больше не заметила. Улица была пуста.
Из-за двери донесся скрип, затем чей-то кашель, и дверь наконец открылась. В темном холле в кресле сидел Платонов.
— Входите быстрей, — резко сказал он и, как только мы вошли, захлопнул дверь, ловко развернулся и поехал в кабинет, а мы последовали за ним.
Шторы на окнах были задернуты, горела настольная лампа, я вспомнила, что хозяин жаловался на болезнь глаз, и не спешила удивляться этим чудачествам.
— Вам ничего не показалось подозрительным? — разворачиваясь к нам, спросил Николай Иванович.
— А в чем, собственно… — начала я, он махнул рукой и покачал головой, то ли извиняясь за свою несдержанность, то ли предлагая не обращать на его слова внимания.
— Итак, о чем вы хотели поговорить?
Платонов был одет точно так же, как и в прошлую нашу встречу: неизменная шляпа, неряшливый пиджак, плед на больных ногах, но выражение лица было совсем другим, ни намека на добродушие и ласковое любопытство. С первого взгляда становилось ясно: он чем-то взволнован, скорее даже испуган. Взгляд его метался по комнате, избегая наших глаз, он нервно стискивал старческие пальцы в нелепых перчатках. За несколько минут до этого я собиралась говорить с ним требовательно и даже грубо, а сейчас испытывала что-то вроде сочувствия.
— Извините, у меня не так много времени, — нахмурился он и даже повысил голос, но эффект получился скорее комический, голос неожиданно сорвался. Он сложил руки на груди и сердито взглянул на нас.
— После нашего разговора мы отправились в Шахово, — начала Анна, устраиваясь на диване. Платонов перебил ее:
— Вот как? А зачем, позвольте спросить?
Мы переглянулись.
— Вы смогли возбудить наше любопытство, — улыбнулась Анна. Как я уже говорила, улыбка у нее чудесная, вряд ли кто способен устоять перед ее обаянием. Николай Иванович вздохнул и горестно покачал головой, но заговорил спокойно, теперь в его голосе не было и намека на враждебность.
— Как это глупо, — поморщился он. — Я должен был предвидеть…
— Что предвидеть? — тут же спросила я.
— То, что вы решите взглянуть на барский дом, хотя смотреть там совершенно не на что. Насколько мне известно, там развалины. Я видел фотографии.
— Фотографии?
Он вздохнул:
— Да. Виталий сделал фотографии по моей просьбе. В прошлом году. Вряд ли с тех пор там что-либо изменилось, по крайней мере в лучшую сторону.
— Вы правы, — подтвердила я. — Мы имели неосторожность спуститься в подвал, и кто-то нас там запер.
— Вы видели их? — спросил старик с беспокойством.
— Кого? — насторожилась я.
— Ну… тех, кто вас запер?
— Николай Иванович, вам не кажется, что вы должны нам кое-что объяснить? — вкрадчиво спросила я. Он отчаянно замотал головой.
— Ничего подобного. С какой стати? И что вообще, по-вашему, я должен объяснять?
— Некоторые странности. Мы поехали в Шахово и оказались в неприятной ситуации.
— Я-то здесь при чем? — возмутился Платонов. — Откуда мне было знать, что вы туда поедете?
— Предположить такое не трудно.
— Это все моя болтливость, проклятая старческая болтливость, — сказал он в досаде и стукнул кулаком по подлокотнику кресла. — И ваше любопытство. В результате…
— А что скажете на это? — спросила я, достав из кармана записку и протягивая ее Платонову.
Он схватил записку, глаза его стали огромными за стеклами очков, руки дрожали так, что записку он выронил, и она упала ему на колени.
— Я так и думал, я догадывался…
— О чем вы догадывались? — не отставала я.
— Он не случайно здесь появился.
— Кто?
— Виталий. Я… у меня были подозрения, он совсем не похож на бомжа, к тому же… ах, что говорить…
— Так эту записку написал Виталий?
— Вне всякого сомнения. — Платонов подкатил кресло к шкафу и достал тетрадь. Обычная ученическая тетрадь в двадцать четыре листа. Открыл ее и протянул мне.
«Что купить?» — прочитала я. Далее другим почерком перечень продуктов. Ниже опять той же рукой: «Починил кран». Конечно, я не графолог, но почерк очень похож на тот, которым написана записка. Платонов взял авторучку и написал на чистой странице: «Это Виталий». Почерк у него был своеобразный, красивый, со множеством завитушек, он разительно отличался от того, каким была написана записка.
— Убедились? — вздохнул старик, отбрасывая тетрадь.
— Допустим, это Виталий, — кивнула я. — С ним можно поговорить? Я хотела сказать, задать пару вопросов.
— Его нет, — покачал головой Платонов и как-то странно передернул плечами. — Он исчез. Ушел вчера вечером и больше не появился.
— Такое раньше бывало? — вздохнула Анна.