Минут через пятнадцать все трое уже сидели на кухне, недавно оборудованной по последнему слову итальянского дизайна. Жена Василия по имени Ирина суетилась около плиты, в то время как ее муж, на правах хозяина дома, разливал коньяк.
— Ну что же, выпьем за столь оригинальное знакомство. Ведь самое главное, что все живы и здоровы, а остальное решаемо. — Александр Сергеевич поднял аккуратный коньячный бокал, обращаясь к Аркадию. Мужчины выпили, и Александр Сергеевич, закуривая сигарету, продолжил: — Послушай, старина, а ты чем в жизни занимаешься?
— Да чем придется, тем и занимаюсь. Чтобы двоих детей прокормить, в наше время приходится быть крученым, как бельевая веревка, и крутиться, как лотерейный барабан, — с юмором ответил Аркадий.
— А если поточнее? — продолжал Александр Сергеевич.
— Ну а если поточнее, то работаю сейчас на фирму, которая торгует комплектующими для компьютеров. На жизнь вроде бы хватает, а там погляжу — может быть, что-нибудь и поинтереснее подвернется.
Жена Василия с умилением смотрела на проголодавшихся мужчин, уплетающих приготовленный ею ужин. Вдруг она словно что-то вспомнила и принялась рыться в своей просторной сумке, откуда достала фотоаппарат и, прицелившись объективом на компанию, нажала кнопку. Последовала вспышка, и Ирина прокомментировала свои действия следующим образом:
— Последний кадр остался. Надо дофотографировать и сдать, а то мы так никогда не увидим твоего дня рождения.
Затем она сделала шаг назад и снова навела объектив на компанию. В очередной раз кухня озарилась яркой вспышкой, и Ирина открыла «мыльницу», чтобы извлечь из нее фотопленку.
— Завтра же сдам на печать.
— Может, не стоит? — первым пришел в себя Егоров.
— Почему это не стоит?
— Да неудобно как-то за свою пьяную морду… Еще кто в отделе увидит.
— Что вы, Александр Сергеевич, какой же вы пьяный. Всего-то по две рюмки выпили, — успокоила его Ирина.
— Не волнуйся, мать, мы еще добавим, — заверил жену Василий, который уже успел снять свитер и, оставшись в одной майке, продемонстрировал Аркадию массивную золотую цепь и наколку ВДВ.
— А вы в каком отделе работаете? — осторожно поинтересовался Аркадий.
— Да мы вроде тебя — чем придется, тем и занимаемся, — уклончиво заявил Александр Сергеевич.
— Короче, кражи, мошенничество и тому подобное творчество, с помощью которого всякая сволота обманывает простых граждан, — пояснил простодушный Василий.
Аркадий мельком взглянул — сначала на потертый пиджак следователя, а затем на роскошную итальянскую кухню его помощника, после чего подумал: «Эге, братцы-кролики, а ведь кто-то из вас явно лукавит!»
Увидев, что Василий снова взялся разливать коньяк, он решил взять инициативу на себя и снова предложил тост:
— Знаете, господа менты, в каждой сфере общества есть свои сволочи и порядочные люди. Так вот, давайте выпьем за то, чтобы первых оставалось как можно меньше, а вторых становилось как можно больше.
— Прекрасный тост! — первой восхитилась Ирина и протянула мужу пустую рюмку. — За это даже я с вами выпью!
Василий удивленно покачал головой, но жене немного плеснул. Благодаря этому бутылка окончательно опустела. Аркадий глубоко вздохнул и сказал:
— Спасибо вам за гостеприимство. А мне пора и честь знать.
Александр Сергеевич переглянулся с Василием, немного призадумался и сказал захмелевшим голосом:
— Ладно, пора так пора. Но возьми визитку на всякий случай. Там заодно и мой сотовый телефон указан. Мало ли, тормознут по пути или еще что случится когда.
— Это я возьму. Спасибо большое.
Заведя поврежденный автомобиль и торопясь поскорее выехать из темного двора, Аркадий включил любимую радиоволну, повернул голову назад и начал выворачивать руль, газуя правой ногой.
— Да… уж. Хорошие вы люди, товарищи милиционеры. Вот только жадные очень и в этом ваша беда, но наша отрада. Один минус — кайф вы мне сегодня обломали на все сто! — констатировал он.
Автомобиль Аркадия лихо развернулся и быстро исчез за поворотом, визжа по асфальту шинами.
Центральные московские улицы освещались желтыми огнями, а некоторые здания были по-европейски подсвечены снизу так, что выглядели не слишком-то естественно на фоне мрачных советских сооружений. Казалось, эти здания лишь на время прибыли в Москву и, после непродолжительного пребывания здесь, снова погрузятся на теплоходы вместе со всей своей подсветкой и уплывут за моря да океаны.
Митя и Алена покинули театр и теперь шли обнявшись, с глуповато-радостными лицами.
— Послушай, быть может, поедем ко мне домой вместо дискотеки, — нежно произнесла Алена, остановив Митю за руку. — Мои предки сегодня отвалили в Турляндию, и теперь я в течение недели буду абсолютно одна.
— Как это — в Турляндию? — несколько удивленно спросил Митя, не помнивший ни одной страны со столь странным названием.
— Какой ты забавный, — фыркнула Алена, наблюдая за его озадаченной физиономией. — Турляндия — это Турция!
— А ты не боишься звать к себе поздним вечером в пустую квартиру малознакомого одинокого мужчину? — шутливо поинтересовался Митя, сжав ее руку в своей.
— Ну, во-первых, еще не вечер и квартира не пустая, а охраняемая суровым Барсиком. Во-вторых, мужчина не так уж и малознаком, как ему кажется. А в-третьих, что же здесь, собственно, плохого в том, что он одинок? По-моему, в наше время это настоящая редкость — заманить к себе симпатичного одинокого мужчину. Вот если бы он был женат, тогда бы я его точно не позвала! Так что непонятно кому и чего нужно бояться в этой ситуации…
Митя обрадованно засмеялся и поднял руку. Через минуту возле них притормозило такси. Услышав адрес, водитель сразу же согласился ехать на Кутузовский проспект.
Когда такси переезжало Москву-реку по Бородинскому мосту, Митя прошептал Алене:
— Можно я тебя поцелую?
Вместо ответа, она безмолвно подставила ему свои мягкие розовые губы. Стоило им оказаться в квартире, как Митя вновь, теперь уже не спрашивая никакого разрешения, принялся целовать тихо смеявшуюся девушку. Стараясь не отрывать друг от друга увлажненных страстью губ, они быстро обнажились, небрежно раскидав по полу одежду. И вдруг Алена вырвалась из его объятий, кинулась в спальню и запрыгнула на кровать. Возбужденным тигром Митя бросился следом. Через мгновение он уже распластал на атласном покрывале розовое тело своей и не думавшей никуда убегать «жертвы». Она, наконец, перестала смеяться и томно поинтересовалась:
— Кажется, кое-кто хочет меня изнасиловать?
— Тебе это только кажется?
— А позвольте вас спросить, господин маньяк, — вы собираетесь это делать в обычной или извращенной форме?