Морщинистое лицо Лебруна показалось над краем газеты; его пустые серые глаза были насторожены. Влажные губы зашевелились, выдавая недостаток зубов во рту.
— Кто вы такой? — прокаркал он.
— Меня зовут Стивен Ренделл. Сам я писатель из Нью-Йорка, но еще занимаюсь рекламой. Я ожидал здесь, чтобы встретиться с вами.
— Чего вы хотите? Вы сказали — Лебрун? Где вы слыхали это имя?
Манеры француза никак не походили на дружеские, и Ренделл понимал, что должен действовать быстро.
— Насколько я понимаю, когда-то вы были приятелем профессора Августо Монти, что вы совместно проводили археологические исследования.
— Монти? Что вы знаете о Монти?
— Я близкий приятель одной из его дочерей. Кстати, я сам встречался вчера с ним.
Лебрун тут же проявил заинтересованность, но держался настороженно.
— Говорите, вы видели Монти? Если так, скажите, где вы его видели?
Ладно, подумал Ренделл, первое испытание.
— Он сейчас в Вилла Беллависта. Я посетил его, разговаривал с ним, переговорил с его врачом, доктором Вентури. Ренделл поколебался, но тут же выставил себя на второе испытание. — Я кое-что знаю о вашем сотрудничестве с профессором Монти, об открытии в Остиа Антика.
Запавшие глаза жестко поглядели на Ренделла. Вялые губы опять зашевелились.
— Он говорил вам обо мне?
— Не совсем. Не прямо. Кстати, с памятью у него не в порядке.
— Продолжайте.
— Но мне позволили заглянуть в его личные бумаги, все те документы, что были в его распоряжении, когда год назад вы встречались с ним в “Дони”.
— Так вам известно об этом.
— Известно, мсье Лебрун. Это, и еще другое. Мое любопытство публициста и писателя, вполне понятно, возросло. И я приложил усилия найти вас. Я хотел переговорить с вами по-дружески, надеясь, что мои слова послужат нам обоим на пользу.
Лебрун сдвинул очки повыше к переносице, потер щеку, как бы пытаясь принять решение относительно этого чужака. Похоже, его зацепило, но настороженность его не отпускала.
— Как я могу быть уверенным в том, что вы не лжете?
— Относительно чего?
— Будто вы виделись с Монти. Повсюду так много шарлатанов. Так как я могу быть уверенным?
Да, в этом была сложность.
— Не знаю, какое доказательство я могу вам предоставить, — сказал Ренделл. — Я видел Монти, мы говорили довольно долго — большинство из этого было бессмыслицей — и я ушел с… ну ладно, что я могу сказать?
— Я должен быть уверен, что вы видели его, — невозмутимо повторил старик.
— Но я же действительно видел его. Он даже дал мне…
Совершенно неожиданно вспомнив о том, что он сунул в карман пиджака, покидая комнату профессора, Ренделл вынул листок бумаги и развернул его на столе. Он понятия не имел, что может данное обозначать для Лебруна, но это было единственное, что дал ему Монти. Ренделл толкнул рисунок в сторону француза.
— Монти сделал этот рисунок для меня, эту вот пробитую копьем рыбу, и дал в качестве прощального подарка. Не знаю, обозначает ли это что-либо для вас, но он нарисовал это мне, отдал это мне. Это единственная вещь, которую я могу показать вам, мсье Лебрун.
На Лебруна же рисунок, как могло показаться, оказал живительный эффект. Держа листок бумаги в нескольких дюймах от глаза — единственного глаза, только сейчас Ренделл заметил, что второй глаз старика был затянут пленкой катаракты — Лебрун изучил рисунок и вернул его Ренделлу.
— Да, мне это знакомо.
— Так вы удовлетворены?
— Я удовлетворен тем, что этот рисунок я часто делал сам.
— Вы? — воскликнул сбитый с толку Ренделл.
— Рыба. Христианство. Копье. Смерть христианства. Мое желание, — коротко объяснил тот. — Я не удивлен, что Монти воспроизвел это. Его последнее воспоминание. Я предал христианство и Монти. Так что, смерть мне. Его желание. Вот так-то, если, конечно, это нарисовал он.
— А кто еще мог знать об этом? — не отставал Ренделл.
— Возможно, его дочь.
— Она уже никогда не видела его душевно здоровым после вашей последней встречи с ним.
Лебрун бросил на Ренделл сердитый взгляд.
— Может и так. Если вы виделись с Монти, не вспоминал ли он обо мне или же о моей работе?
Ренделл почувствовал себя беспомощным.
— Нет, о вас он не говорил. А что касается вашей работы… Вы имеете в виду Евангелие от Иакова и Пергамент Петрония?
Лебрун не ответил.
Ренделл поспешил дальше:
— Ему казалось, будто он сам Иаков, брат Иисуса. Он начал цитировать, слово в слово, по-английски, то, что было написано на арамейском языке в папирусе номер три, первой из страниц с записями. — Ренделл прервал свой рассказ, пытаясь вспомнить содержание пленки, которую он записал в Вилла Беллависта, и которую несколько раз прослушал сегодня днем. — Он даже заполнил отсутствующие в папирусе места.
Лебрун проявил какой-то интерес.
— И что же там было?
— Когда Монти открыл Евангелие от Иакова, в папирусах было несколько дыр. В третьем фрагменте имеется неполное предложение, которое читается следующим образом: “Другие сыновья Иосифа, выжившие братья Господа и мои собственные, это…”, после чего идет пропуск, но потом текст продолжается: “Я один остался, дабы сказать о перворожденном и самом любимом Сыне”. Так вот, Монти процитировал это, но вместе с тем заполнил отсутствующее место.
Лебрун подался вперед.
— Чем же он заполнил его?
— Подождите, дайте вспомнить… — Ренделл попытался прокрутить пленку у себя в голове. — Монти сказал мне так: “Другие сыновья Иосифа, выжившие братья Господа и мои собственные, это Иуда, Симон, Иосия…
— … Уд, но все они за пределами Иудеи и Идумеи, потому то я один остался, дабы сказать о перворожденном и самом любимом Сыне, — закончил Лебрун за Ренделла и откинулся на спинку стула.
Ренделл изумленно глянул на старика.
— Вы… вы знаете это.
— Должен знать, — ответил тот. Его губы выпятились вперед так, что рот сделался еще одной морщиной на лице. — Это я написал это. Монти вовсе не Иаков. Это я Иаков.
Для Ренделла это был чудовищный момент, о котором он столько думал, но не желал пережить.
— Тогда… тогда все это ложь… Иаков, Петроний, все это открытие.
— Блестящая ложь, — дополнил его Лебрун. Он поглядел налево, потом направо и возбужденно прибавил:
— Подделка, величайшая во всей истории подделка. Теперь вы знаете. — После этого он начал изучать Ренделла. — Я удовлетворен тем, как вы встретились с профессором Монти. Но я не удовлетворен тем, чего вы хотите от Роберта Лебруна. Что вы хотите от меня?