— Анжела, — сказал Стив, — пока собираешь свои вещи, ты не будешь против, если я быстренько освежусь в душе? Я уже не могу, до того жарко.
— Душевой кабинки у меня нет, — ответила она. — Имеется ручной душ в ванне. Но давление в нем хорошее.
— Вот и здорово. — Он сбросил туфли, снял пиджак спортивного покроя, а затем и всю остальную одежду, оставшись в коротких трусах. — Что это ты так глядишь?
— Гляжу на то, какой ты днем.
— Ну и?
— Ну и принимай свой душ.
Он направился к двери ванной рядом с кроватью. Напольные плитки были прохладными, в связи с чем Ренделл снял с вешалки розовый коврик, развернул его и положил рядом с ванной. После этого он сбросил трусы, снял ручной душ и отрегулировал воду так, чтобы та была слегка тепловатой.
Войдя в ванну, Ренделл задвинул розовую занавеску, чтобы защитить пол от брызг. Направив тугую струю себе в лицо, на плечи и грудь, он сразу же почувствовал себя лучше. Несколько минут, урча что-то под носом, он наслаждался ударами струй стекающей по телу воды. Почувствовав себя освеженным, он взял мыло и начал намыливаться, пока полностью не покрылся пузырящейся белой пеной.
Отложив мыло на полочку, он услышал металлический скрежет и повернулся так быстро, что чуть не упал. Занавеска была отведена в сторону. Перед ним стояла Анжела, совершенно обнаженная, а ему оставалось лишь удивленно мигать при виде этого чудного лица, обильных колышущихся грудей с их малиновыми сосками, широких бедер, полностью открывших треугольник курчавых мягких волос, совершенно не прятавших складки влагалища.
Не говоря ни слова, она вступила в ванну рядом с ним. После этого взяла мыло, улыбнулась и сказала:
— Мне тоже ужасно жарко, Стив.
Она начала намыливать его еще больше, все его тело сверху донизу, вдоль бедер, с наружной и внутренней поверхнотей ног, а он повернул душ на нее.
— Ну, и как оно?
— О, о-о, просто замечательно. А теперь давай я намылюсь сама.
Он отложил душ и следил за тем, как она покрывает себя пеной, пока не превратилась в эфирное создание из миллионов пузырьков.
По мере того, как пузырьки постепенно лопались, расползались, понемногу открывая затвердевший сосок на одной груди, затем на другой, а извилистые струйки мыла и воды стекали по ее животу и собирались в виде буквы “V” между ног, он почувствовал, как нечто вздымается у него внутри и одновременно между ног. Ренделл отбросил ручной душ и потянулся к Анжеле, а она скользнула в его объятия, прижавшись к его покрытому мылом телу.
— У-ух, а ведь здорово, Стив.
— Я люблю тебя, милая.
Она чуть отступила назад, чтобы не упасть, затем глянула на его тело.
— Это просто чудесно. Не будем терять времени.
Своей рукой она откинула занавеску, и они оба вышли из ванны. Анжела опустилась на мягкий коврик и потянула Ренделла за собой. Сложив руки за спиной, она легла на пол, высвободив ноги и высоко подняв колени. Сейчас она уже лежала на спине, поблескивая своим мокрым телом и остатками пены на нем; когда же она еще сильнее вытянулась на коврике, ее ноги разошлись еще сильнее, чтобы обнять ими его истекающее водой, трепещущее тело.
Все было столь безумно, спонтанно и чудесно, что оба прекрасно понимали — никакой предварительной игры не понадобится. Ренделл опустился между ее скользкими бедрами, а когда последние остатки пены стекли с ее ног, чтобы открыть бархатно алую, ждущую щелку, он ввел туда свой пенис, глубоко, потом глубже, затем еще глубже, и наконец — до предела. Он удерживался внутри ее тела, пока она массажировала ему спину.
— Никогда еще у меня не было русалки, — прошептал он ей на ухо.
— И как она тебе? — шепнула Анжела в ответ, почти неслышно.
Но он не смог ответить, потому что они уже вошли в ритм, да и ответ ей был хорошо известен, он сам знал это.
Его мокрое тело прижималось к ней, замирало, снова начинало ритмично двигаться, все быстрее, сильнее и глубже проникая вовнутрь.
"Правильное название у этого коньяка, — думал Ренделл. — “Фокинг”. Только это вот тебя не отравляет, но вставляет гораздо сильнее, намного круче”.
Мокрая плоть билась о мокрую плоть, сильнее и сильнее, мокрые аплодисменты двух тел, которые превратились в одно — спаянные, единые, словно одна бьющаяся рука.
О-Боже, восклицал он про себя, я кончаю.
Анжела, — закричал он во всю глотку, я кончаю!
Никогда он не чувствовал себя так — и таким счастливым.
* * *
ДЕНЬ УЖЕ СМЕНЯЛСЯ ВЕЧЕРОМ, когда Ренделл вернулся в отель “Краснапольски”. И тут же его стащили на грешную землю.
Он вошел в гостиницу, махнув своей красной карточкой, а охранник нахмурился и сказал:
— Мистер Ренделл, мы уже обыскались вас повсюду. Инспектор Хелдеринг желает, чтобы вы сразу шли в “Zaal C”.
— Зал Це?
— Это отдельный конференц-зал рядом с лестницей на втором этаже.
— А где сам инспектор?
— Там же, вместе с издателями.
— Спасибо.
И Ренделл поспешил по лестнице.
Сюда он прибыл в состоянии эйфории, расслабленным, с миром на душе. У себя за спиной, в гостинице “Виктория”, он покинул Анжелу на кровати, куда он принес и оставил девушку; когда же он стал одеваться, та заснула. И тут его состояние подверглось резкой перемене. Его ждала группа людей, которая его обыскалась. Звучало это как роковое знамение. Инстинкты Ренделла подсказывали ему, что где-то произошло нечто паршивое.
Он поднимался по лестнице через две ступеньки, и на площадке приостановился, чтобы восстановить дыхание и найти нужное ему помещение. Он увидал дверь с табличкой ZAAL C и направился к ней. Ренделл уже повернул было ручку, чтобы войти, но дверь не поддалась. Только лишь после этого он заметил над табличкой маленькое смотровое окошечко с односторонним стеклом. Пришлось постучать костяшками пальцев.
Ренделл ждал. Через несколько секунд приглушенный голос из за двери спросил:
— Вы одни, мистер Ренделл?
— Да, — ответил он.
После этого он услышал, как отодвигается засов, затем дверь открылась, показав в проеме флегматичного инспектора Хендеринга, жестом приглашающего зайти вовнутрь. Уже с первого взгляда на сгрудившихся вокруг стола для совещаний Ренделл понял, что предчувствия его не обманули. Что-то явно было не так.
Издатели — Дейчхардт, Уилер, Гайда, Янг, Фонтен — сидели под облаком табачного дыма. Рядом с ними были пустые стулья для Хельдеринга и, скорее всего, для самого Ренделла. В комнате находилась и еще одна персона. В уголке с блокнотом для стенографирования на коленях, с приготовленным карандашом сидела Наоми Данн. Уже знакомые лица, проявлявшие до того все признаки индивидуальности, теперь были до странности одинаковыми. Ренделлу показалось, что это из-за того, что на всех них было общее выражение. А выглядели они глубоко озабоченными.