— Мой дорогой Майк, голая женщина — всегда искусство.
— Эту задачку ты решил сразу, — рассмеялся Барретт. — Хотелось бы, чтобы все было так же просто и с книгой. У нас есть Сэнфорд, который, несмотря на денежную заинтересованность, искренне верит в чистоту книги Джадвея. У нас также есть Элмо Дункан, который стоит на страже общественного спокойствия и который самим арестом Фремонта объявил «Семь минут» неприличной книгой. С одной стороны — Сэнфорд, считающий, будто «Семь минут» имеют общечеловеческую ценность, с другой — Дункан, твердящий, что книга будит только… как это называется?.. ах да, «постыдный интерес» к сексу и «начисто лишена социальной значимости». А наш бедный продавец безнадежно застрял посередине.
Зелкин допил мартини и заметил:
— Иногда хороший процесс и апелляция, которая может за ним последовать, оказываются важным шагом к выработке более четких критериев.
— Только не на этот раз. Я знаю, что Сэнфорд не хочет суда, но ему не нравится и то, что Фремонт признает себя виновным. Он просто хочет, чтобы все закончилось тихо и мирно. Мне кажется, он прав. Во всяком случае, у меня в полчетвертого встреча с окружным прокурором. — Барретт сделал паузу. — Надеюсь, за рабочим столом с ним так же приятно, как и за обеденным.
— Ты его хорошо знаешь? — полюбопытствовал Эйб Зелкин.
— Естественно, мы не называем друг друга по имени. Просто он несколько раз был гостем на ужинах у Осборна, где присутствовали и мы с Фей.
— Это тебе не повредит.
— Нет, нет… — Барретт посмотрел на собеседника. — А ты его хорошо знаешь?
— Дункана? О, неплохо! Мы не закадычные друзья, но после его избрания прокурором, когда я еще работал в союзе гражданских свобод, мы неоднократно встречались и в суде, и за его пределами. — Зелкин развернул салфетку и накрыл ею колени. — Он мне нравится. Не знаю, смогу ли я сообщить тебе что-нибудь полезное. Хочешь знать его достоинства? Герой Вьетнама, два Пурпурных Сердца. Тридцать два года, хороший семьянин, имеет четырех детей, способный адвокат, честный, справедливый, откровенный. Великолепный оратор, замечательно выступает по телевидению, прямой и решительный. Прирожденный политик. Знает, что всегда выйдет победителем. Когда его избрали окружным прокурором, это стало самой большой сенсацией в нашей местной избирательной истории. Элмо Дункан знает, что заслуживает большего. Ходят слухи, будто об этом известно и еще кое-кому. Одной большой шишке. Когда-нибудь слышал о Лютере Йерксе?
— «Глобал индастриз»? Авиация и электроника? Конечно. Я однажды читал о нем в «Форчун». О нем самом было мало, в основном речь шла о его миллионах и миллиардах. Я и не знал, что он живет в Калифорнии.
— Живет, живет, — кивнул Зелкин. — У Лютера Йеркса дворец в Малибу, тридцатикомнатный коттедж в Бель-Эйре и дом в Палм-Спрингсе. Ты не знаешь всего этого, потому что Йеркс не любит высовываться на поверхность. Он любит деньги и власть, но ему наплевать на славу. В этом есть глубокий смысл. Если верить хорошо информированным источникам, Йерксу захотелось иметь собственного сенатора в Вашингтоне, не сенатора от Калифорнии, а сенатора от Йеркса. Насколько тебе известно, наш нынешний сенатор Никелс попал в немилость к денежным мешкам вроде Йеркса. Говорят, Никелс начал кампанию в конгрессе за проведение расследования положения дел в авиационной промышленности. Он считает, будто они завышают стоимость правительственных контрактов. А Лютер Йеркс имеет этих контрактов больше, чем кто-либо другой. И ему не нравится, что какой-то любопытный сенатор пытается насолить. Как остановить подобное расследование? Конечно, убрать вожака. Избавиться от него и тем самым показать его соратникам, что может случиться с ними, если не одумаются. Но как избавиться от вожака, чтобы все было законно? Да просто найти кого-нибудь более привлекательного, сделать ему рекламу и обеспечить победу на выборах. И знаешь, кто этот «кто-нибудь»? Ты уже догадался, конечно. Элмо Дункан, прокурор округа Лос-Анджелес, который сейчас идет в гору. Естественно, у меня нет доказательств и все это просто слухи. Обрати, кстати, внимание, что наш окружной прокурор вдруг превратился в авторитет по всем вопросам, от «А» до «Я». В последние месяцы по телевизору или на митинге никого, кроме Элмо Дункана, и не увидишь. Короче, Майк, наш Дункан сейчас старается сделать так, чтобы понравиться всем, особенно сильным мира сего. Например, твой Уиллард Осборн Второй входит в их число, вместе с Фей. А ты жених Фей. Сейчас ты хочешь, чтобы Элмо оказал тебе маленькую услугу. Я думаю, ты получишь желаемое, так что можешь расслабиться.
— Мне уже полегчало, — сказал Барретт.
Зелкин снял очки и протер их салфеткой.
— С одной стороны, все же плохо, — пробормотал он, — что ты пытаешься замять арест Фремонта. Дойди дело до суда, оно послужило бы отличным трамплином для Зелкина и Барретта. Это наш хлеб, Майк, хорошее дело, в котором можно проявить себя. Обеспечивается дармовая реклама и все остальное. Но какого черта! — У нас впереди будет много других дел. — Зелкин надел очки и покосился на Барретта. — Ты уходишь от Тэйера и Тёрнера?
Барретт почувствовал, как к горлу подступил ком, и судорожно сглотнул.
— Я уже уволился, Эйб. Сегодня утром.
— Замечательно! — воскликнул Зелкин и захлопал в ладоши. — Почему сразу не сказал? К чему такая тайна?
На лбу Барретта появились капельки пота.
— Эйб, сначала позволь мне рассказать, попытаться объяснить… — решительно начал он.
— Извините меня, джентльмены. — Официант подкатил тележку, уставленную тарелками. — Простите, что так долго. Отбивная еще горячая, салат тоже.
Зелкин отбросил в сторону салфетку и выскользнул из кабинки.
— Подожди, Майк, — радостно попросил он. — Я хочу сбегать в комнату для маленьких мальчиков, а потом выслушаю твой рассказ. Я мигом. Ужасно хочется знать все подробности.
Барретт с несчастным видом смотрел, как его друг пошел в сторону бара.
Не обращая внимания на официанта, который расставлял тарелки, Барретт вновь сел, закрыл глаза и попытался осмыслить, что произошло и как это воспримет его друг… или бывший друг.
Все началось с дела Осборна.
Уиллард Осборн II, президент «Осборн энтерпрайсиз», имел крупные пакеты акций в четырнадцати теле- и радиостанциях Лос-Анджелеса, Финикса, Лас-Вегаса, Сан-Франциско, Сиэтла, Денвера и других городов на Западе. Его интересы только в этих станциях, не считая дополнительных вложений в кинокомпании, фирмы по производству пленки, развлекательные центры и отели, достигали сорока двух миллионов долларов. Хотя Осборн и не был Лютером Йерксом, супермагнатом, он жил, как говорится, на широкую ногу. Кроме денег он обладал честолюбием. Создавая собственную империю, Осборн вступил в сложные переговоры, чтобы сделать новое огромное приобретение. Но переговоры зашли в тупик из-за очень сложных проблем с налогами. Он обратился в фирму «Тэйер и Тёрнер». И Тэйер, и Тёрнер очень поверхностно разбирались в налогах и переложили работу, как обычно, на плечи своих подчиненных. Сколько человек занимались делом Осборна, Майк Барретт точно не знал. Он знал лишь, что должен отложить другие дела и уделить все время только проблеме Осборна.