Вчера в этот час в гостиной царили тишина и покой, а сегодня она напоминала маленький сумасшедший дом, полный тревог и опасностей.
Или он всегда потенциально был таким, подумала Мэгги, а она просто не желала ничего видеть и слышать, поскольку жаждала недостижимого совершенства?
Кроме нее в гостиной было пять человек, которые непрерывно разговаривали. У лестницы, рядом с домашним лифтом, смонтированным для тети Этель несколько лет назад, когда она совсем перестала ходить, стояло пустое кресло-каталка. Мэгги была рада, что оно пустовало, что доктор напичкал тетю успокоительным и уложил в постель. Хватит тете вчерашней ночи в обществе полицейских и окружного прокурора! Мэгги сама была очень расстроена, увидев Джерри в окружении этих людей, такого жалкого и напуганного обвинением, предъявленным ему спустя четверть часа после возвращения домой…
Мэгги Рассел внимательно оглядела тех, кто был в гостиной.
Двоих она не знала, хотя их имена часто мелькали в газетах, да и дядя их упоминал. Ее представили обоим, но она впервые видела этих людей в доме Фрэнка Гриффита. Знакомым было только имя Лютера Йеркса. Он произвел на нее большое впечатление своей диковинной наружностью, одеждой и прошлым. Мэгги Рассел сразу заметила, что дядя Фрэнк, обычно такой властный и не терпящий возражений, сейчас выказывал всяческое почтение этому супермагнату. Ей захотелось узнать почему. Может быть, потому, что Йеркс был одним из самых крупных клиентов Фрэнка Гриффита? Или потому, что такой богатый и влиятельный человек решил помочь деловому партнеру в трудную минуту?
Лютер Йеркс не произвел на Мэгги впечатления филантропа, но каких-то десять минут назад она слышала, как он сказал, что сделает все возможное для сына Фрэнка Гриффита, сделает все для осуждения настоящего преступника, а именно — грязной книги.
Рядом с Йерксом сидел человек, которого ей представили как советника Йеркса по связям с прессой. Он молча что-то писал в черном блокноте. Она не уловила его имени, — кажется, Ирвин, — но хорошо запомнила, что его фамилия Блэйр. Его волосы были похожи на кучу хлама на распродаже старых вещей, а голос звучал как тромбон. Она так и не могла понять, какая роль отведена этому незнакомцу.
В центре сидел мужчина, с которым она время от времени виделась. Это был адвокат семьи Гриффитов, Ральф Полк, который вечно ходил в фетровой шляпе (это в Калифорнии-то!), в галстуках-удавках и носил крахмальные воротнички. Он всегда проявлял сдержанность и был ярым консерватором.
Дальше сидел дядя Фрэнк, обычно очень энергичный человек, но сейчас неестественно тихий, беспрерывно жующий незажженную сигару. Фрэнк Гриффит пугал ее с первого дня пребывания в доме Гриффитов, причем ее страшили не только его деловые успехи. В семье Расселов, — а тетя Этель до замужества носила фамилию Рассел и была сестрой матери Мэгги, — знали, что Фрэнк Гриффит начал свой путь к успеху с помощью удачно вложенного приданого своей невесты. Мэгги давно поняла, что деньги ее матери растратил отец, а то, что от них осталось, было неудачно вложено. Когда Мэгги осталась сиротой, даже за похороны матери пришлось заплатить Гриффитам. В отличие от отца Мэгги, Фрэнк Гриффит выгодно использовал деньги жены, открыв рекламное агентство, которое сейчас процветало и имело филиал в Чикаго. Фрэнк Гриффит умело пользовался своей славой олимпийского чемпиона. Хотя Мэгги была секретаршей и компаньонкой тети, время от времени ей приходилось по вечерам печатать дяде какие-то документы, и она знала, что из более чем восьмидесятимиллионного оборота агентства семь миллионов приходилось на долю Йеркса.
Больше всего Мэгги Рассел пугали в дяде Фрэнке не деловые успехи, а геркулесова энергия и невероятная самоуверенность (он мог убедить вас в своей правоте, даже если вы точно знали, что он ошибается). В домашнем спортивном зале в окружении фотографий в рамках и спортивных кубков и медалей лежали наборы гантелей, которыми он занимался каждое утро с такой же регулярностью, с какой посещал церковь. Он увлекался также теннисом, гольфом, лошадьми, которых держал на ранчо рядом с Викторвиллом, имел собственный самолет «лир». Фрэнк Гриффит постоянно пребывал в движении: клубы, банкеты и вечера в Лос-Анджелесе, частые полеты в Чикаго, Нью-Йорк, Лондон.
Этого было достаточно, думала Мэгги, чтобы заставить простого смертного чувствовать себя неполноценным, как Тулуз-Лотрек. Физически, во всяком случае.
Сейчас она наблюдала за ним: только что из парикмахерской, цветущее и одновременно волевое лицо, мускулистое тело в тонком фланелевом костюме цвета древесного угля, большие руки, на одном из пальцев — золотой перстень-печатка. Он всегда казался обывателям суровым дельцом, заботливым мужем и отцом, видным гражданином, символом успеха, которого добился собственными руками.
Но сейчас перед ней был другой Фрэнк Гриффит: робкий и притихший человек, чей наследник проявил слабость и поставил под угрозу не только себя, но и всю семью. Сейчас на лице Фрэнка Гриффита была написана тревога, и Мэгги задала себе несколько сократовских вопросов. Считать ли эту тревогу результатом растерянности отца, чей, казалось бы, так хорошо воспитанный сын совершил дурной поступок? Или его тревога была прагматичной и порождалась боязнью, что скандал отрицательно отразится на положении фирмы и его собственной репутации? Или это все-таки тревога за судьбу сына?
Раньше Мэгги думала, что хорошо знает дядю, но она впервые видела его в трудном положении и поэтому не могла ответить на эти вопросы.
Наследник.
Лучше всех Гриффитов она знала Джерри, больше всех любила. Больше всех сейчас ее волновал Джерри, который нервно ерзал на стуле, то и дело закидывая ногу на ногу. Он казался таким жалким, таким юным и таким потерянным. Мэгги знала, сколько ему лет, но цифры лгали. Джерри был двадцать один год, а ей — двадцать четыре, но Мэгги казалось, что он лет на десять моложе. Он был ребенком, а она — женщиной. Он был умным, но робким и замкнутым мальчиком, клубком противоречий и проблем (как большинство его сверстников, всегда думала она). Мать была озабочена собственной болезнью и страданиями, отец все время работал, друзья были такими неверными. У Джерри остался только один человек, которому он мог довериться и в котором так нуждался. Мэгги отличалась спокойствием, терпимостью, нередко — мудростью, всегда понимала его немного суховатый юмор и постепенно стала доверенным лицом и самым близким другом Джерри. Причем не только другом, но чем-то вроде отца, матери, советника и отдушины. Она думала, что знала Джерри лучше всех на свете, но все же оказалась совершенно не готова к событиям вчерашней ночи. Она знала его проблемы и все же не могла поверить, что он способен изнасиловать девушку. Его нельзя было назвать уродом или психопатом, он пользовался вниманием девушек. При своих пяти футах и девяти дюймах он казался ниже, чем был на самом деле, особенно по сравнению с загорелыми, рослыми и крепкими ребятами из Южной Калифорнии, с которыми он учился в университете. Несмотря на хрупкое телосложение, Джерри был привлекательным парнем.
Мэгги продолжала изучать его. Каштановые волосы, как всегда, аккуратно разделены пробором, задумчивое аскетичное лицо сейчас кажется более болезненным, чем обычно. В него будто въелись беспокойство и тревога. Джерри умел быть привлекательным и нередко ходил на свидания, причем порой у него были одновременно две девушки, так что причина его вчерашнего поступка крылась не в этом. Какой злой дух овладел им и заставил напасть на девчонку, ничего из себя не представлявшую? Во всем виновата книга, кричал вчера ночью его отец. Это книга, кивнул окружной прокурор. И Джерри в конце концов согласился, что его похотливые фантазии были вызваны книгой.