Стены зала сотрясались от ликующих воплей. Одержимые нечестивым экстазом, свидетели рождения двух Талтосов вновь пустились в пляс. На этот раз они не стали образовывать круги, а, взявшись за руки, принялись так высоко подпрыгивать, словно хотели достать макушками до потолка. Я увидел перекошенное яростью и отчаянием лицо отца, главы клана. Он что-то кричал мне, но слова его терялись в грохоте музыки, топоте танцующих и гуле возбужденных голосов.
— Продолжай создавать их! Порождай новых Талтосов вплоть до наступления утра Рождества! — кричала толпа. — Порождай и сжигай их!
Ноги отказывались меня держать. Опустившись на колени, я увидел, как люди схватили Талтоса, родившегося первым и за несколько минут сравнявшегося со мной ростом. Протащив несчастного через весь зал, они бросили его в очаг.
— Прекратите, прекратите, ради Бога! — молил я, но никто не обращал внимания на мои горестные вопли. Шум в зале стоял такой, что я и сам не слышал своего голоса. Даже пронзительные крики гибнущего в огне юного Талтоса, моего сына, были неразличимы в этом шуме. Я видел лишь, как младенчески гладкое лицо его исказилось гримасой страдания.
Не в силах выносить это жуткое зрелище, я низко склонил голову.
— Помоги нам, Господи, — шептал я, стоя на коленях. — Прекрати все это мерзостное колдовство, уничтожь богопротивную черную магию. Господи, спаси нас. Они хотят, чтобы мы породили новых Талтосов, дабы принести их в жертву. О Милостивый Боже, спаси нас от участи жертвенных агнцев! Прошу Тебя, Господи, вразуми, останови этих людей.
А толпа, охваченная исступлением, по-прежнему орала, ревела, визжала. Но вдруг громоподобные возгласы перекрыли этот шум. Грозные вопли, казалось, вырвались сразу из множества глоток. К ним присоединился грохот, столь яростный, что не расслышать его было невозможно.
В двери замка ломились солдаты! Через несколько мгновений сотни атакующих ворвались в зал. То были не только воины в доспехах, со щитами и мечами, но и местные крестьяне, вооруженные топорами и вилами.
— Ведьмы, ведьмы, ведьмы! — кричали они. — Вы устроили здесь шабаш! Но теперь всем вам пришел конец!
Я поднялся на ноги и закричал, пытаясь остановить бойню. Но было уже поздно. Головы полетели с плеч, хлынули реки крови. Те, кто недавно вопил от радости, ныне стонали, умоляя о пощаде. Мужчины пытались защитить своих жен. Даже маленькие дети не избежали общей горестной участи.
Солдаты схватили меня и выволокли прочь из зала. Вслед за мной тащили двух ведьм, новорожденную и ту, что привели с собой протестанты. За стенами замка стояла ледяная непроглядная тьма. Вопли жертв бойни, лязг и грохот битвы эхом отдавались в окрестных горах.
— Милостивый Боже, помоги нам, спаси нас! — громко молился я. — Не дай сотвориться великому злодеянию! Ведь ты справедлив, Господи. Ты милосерден. Не оставь же нас своей милостью. Если я согрешил, накажи меня, но не отнимай у меня жизнь. Прошу тебя, Господи!
Потом меня швырнули на каменные плиты собора и потащили в центральный придел. Со всех сторон доносился жалобный звон разбиваемых вдребезги витражных окон. Я видел, как пламя жадно лижет украшенные росписью стены. Густой черный дым наполнил собор. Я начал задыхаться, но чьи-то безжалостные руки по-прежнему волокли меня по каменным плитам. Краем глаза я заметил, что ясли, устроенные у алтаря, тоже охвачены пламенем. Стреноженные животные не могли спастись бегством и жалобно мычали.
Наконец я оказался у подножия гробницы святого Эшлера.
— Убьем его, убьем! Давайте выбросим его из окна! — орала обезумевшая толпа.
Огонь почти сожрал все деревянные скамьи и украшения собора. За густой дымовой завесой раздавались стоны и вопли убиваемых. Внезапно я почувствовал, как меня схватили за руки за ноги и принялись раскачивать. Они раскачивали меня все сильнее и сильнее и наконец с размаху бросили прямо в окно с изображением святого.
Грудью и лицом я с силой ударился о стекло и услышал оглушительный звон. «Теперь мне наверняка пришел конец, — пронеслось у меня в голове. — А значит, кошмар прекратится, я вновь обрету мир и покой и душа моя взлетит к звездам, туда, где Господь объяснит мне, почему он допустил столь жестокую и бессмысленную расправу».
В следующее мгновение взору моему открылась вся долина. Я увидел охваченный пожаром город. Увидел окна, из которых вырывались языки пламени. Увидел крестьянские хижины, превратившиеся в костры. Увидел тела, распростертые на земле в лужах крови. Поначалу мне показалось, что душа моя, возносясь на небеса, бросает прощальный взгляд на земную юдоль скорби. Но потом я понял, что все еще жив.
Тут множество рук вновь схватили меня.
— Тащите его в каменный круг! — раздавались вокруг голоса, полные бешенства и злобы. — Тащите туда их всех! Сожжем их вместе — Талтоса и ведьм!
В глазах у меня потемнело. Точно пойманное животное, я хватал ртом воздух и отчаянно твердил про себя: «Милостивый Боже, не дай свершиться злодеянию, сжалься над нами, спаси нас от пламени!»
Меня поставили на ноги, и я разглядел, что нахожусь в центре языческого каменного круга. Очертания огромных камней, из которых он был сложен, в свете пожарища отчетливо обрисовывались на фоне ночного неба. Бросив взгляд на собор, я увидел, что на его месте полыхает гигантская свеча. От прекрасных витражных окон ничего не осталось.
Камень ударил меня в грудь, второй попал в голову. Они летели со всех сторон, и мне негде было укрыться. Кровь хлынула у меня из глаз, и более я ничего не видел. Но я слышал, как трещит огонь, подбираясь к моим ногам. Я ощущал его смертельный жар. Однако прежде, чем огонь коснулся моей плоти, я умер под градом камней. Жизнь оставила мое изувеченное тело, не дав ему изведать огненной муки.
— Милостивый Боже, я иду к тебе. Милостивый Боже, твой верный раб Эшлер закончил свой земной путь. Не отринь меня, Младенец Иисус. Прими раба своего, Непорочная Дева Мария. Святой Франциск, не оставь меня своими милостями. Святая Мария, Мать Господа Всемогущего, в час смерти моей вверяю себя в руки твои!
А потом…
Потом.
Бога не было. Не было нигде. Его не существовало.
Младенца Иисуса не было.
Непорочной Девы не было.
Высшей справедливости не было.
Царствия Небесного не было.
Ада не было.
Существовало лишь одно:
Тьма, непроглядная, беспредельная тьма.
А потом появилась Сюзанна.
Голос ее раздался в бесконечной ночи.
— Эшлер, святой Эшлер, — звала она.