При этом с востока к городу подступала пустыня: в Антиохии сходились все древние караванные маршруты, туда съезжались купцы на верблюдах, привозившие из легендарных стран – сегодня известно, что это были Индия и Китай, – фантастические товары: шелк, ковры и драгоценности, не доходившие до римских рынков.
В Антиохию приезжали и сотни других торговцев. На востоке хорошие дороги соединяли его с рекой Евфрат и Парфянским царством, а в южном направлении можно было доехать до Дамаска и Иудеи; на севере, разумеется, лежали все города, основанные Александром и во времена правления Рима достигшие наивысшего расцвета.
Римским солдатам нравилась веселая и беспечная жизнь в Антиохии. А Антиохии нравились римляне, поскольку они обеспечивали безопасность торговых путей, защищали караваны и охраняли порт.
«Вы найдете там открытые места, аркады, храмы, все, что нужно, и такие рынки, что глазам своим не поверите, – тем временем рассказывал Иаков. – Там повсюду римляне. Молю Всевышнего, чтобы никто из прежних знакомых вас не узнал! Это единственная опасность, против которой ваш отец не успел разработать меры защиты».
Я отмахнулась.
«А учителя там есть? А книжные рынки?»
«Какие только пожелаете. Вы найдете даже книги, прочесть которые не может никто. Все говорят по-гречески. Только невежественные крестьяне в деревнях не понимают греческий. И латынь распространилась повсюду.
Там не смолкают голоса философов; они обсуждают Платона и Пифагора – мне, должен признаться, эти имена мало о чем говорят, – они обсуждают халдейскую музыку из Вавилона. Конечно, там воздвигнуты храмы всевозможным богам».
Он помолчал, о чем-то размышляя, потом продолжил:
«Евреи? Я лично думаю, что они стали слишком светскими – им нравится разгуливать в коротких туниках с греками и ходить в общественные бани. Слишком уж они интересуются греческой философией. Греческие мыслители все заполонили. Это плохо. Но атмосфера жизни в греческом городе всегда привлекательна».
Иаков поднял глаза. За нами наблюдал его отец, а мы сидели за столом слишком близко.
Он поспешно сообщил мне остальные факты: Германик Юлий Цезарь, наследник трона императора, официальный приемный сын Тиберия, был удостоен в Антиохии титула Imperium Majus, что означает признание за ним права контролировать всю эту территорию. А Гней Кальпурний Пизон – легат в Сирии.
Я уверила его, что они не узнают меня и не вспомнят ни мою приверженную старым обычаям семью, ни наш тихий старинный дом на Палатинском холме, зажатый между многочисленными экстравагантными современными особняками.
«Там все устроено по-римски, – возразил Иаков. – Вот увидите. А вы приедете с деньгами! И простите, но для вашего возраста вы все еще очень красивы: у вас свежая кожа, и двигаетесь вы, как юная девушка».
Я вздохнула и поблагодарила Иакова. Пора ему уходить, пока на нас не разгневался его отец. Я смотрела на бурлящие синие волны. Я втайне порадовалась, что наша семья отошла от приемов и банкетов во дворце императора, но тут же, сознавая, что затворничество вымостило нам путь к гибели, укорила себя за эту радость.
Я видела Германика во время его триумфального шествия по Риму – потрясающий молодой человек, в чем-то очень похожий на Александра; от отца и братьев я знала, что Тиберий, опасаясь популярности своего наследника, отослал его на Восток, подальше от римской толпы.
Легат Пизон? Я его в жизни не видела. Ходили сплетни, что его послали на Восток, чтобы насолить Германику. Сколько талантов и мыслей потрачено впустую!
Иаков вернулся ко мне.
«Итак, вы окажетесь в этом большом городе безымянной незнакомкой, – сказал он. – У вас будут влиятельные защитники, обласканные Германиком. Он молод и задает в городе тон энергии и веселья».
«А Пизон?» – спросила я.
«Его все ненавидят. Особенно солдаты. А вам прекрасно известно, что это означает в римской провинции».
С палубы можно целую вечность любоваться волнующимся, холмистым морем.
В ту ночь мне приснился второй кровавый сон. Он очень походил на первый. Я испытывала жажду, мне необходима была кровь. Меня преследовали враги, враги, которые знали, что я – демон, что меня нужно уничтожить. Я бежала. Свои отреклись от меня, выгнали, беззащитную, к этим суеверным людям… Потом я увидела пустыню и поняла, что умру; я с криком проснулась и села, но тут же зажала рукой рот, чтобы меня никто не услышал.
Меня отчаянно беспокоила жажда крови. Бодрствуя, я себе такого не представляла, но во сне я становилась чудовищем, известным в Риме как Ламия. Или кем-то в этом роде. Кровь была прекрасна, кровь была всем.
Неужели старый грек Пифагор прав? Значит, души переходят из тела в тело? Но в той, прошлой, жизни моя душа была душой монстра.
В течение дня мне случалось задремать, и я оказывалась в непосредственной опасной близости от сна, как будто он затаился в моих мыслях, как ловушка, и ждал, когда же удастся завладеть моим сознанием. Но самое страшное начиналось ночью: «Ты уже служила мне! – Что это может значить? – Иди ко мне».
Жажда крови. Я закрывала глаза, съеживалась в постели и молилась:
«Мать Изида, очисти мои мысли от кровавого безумия».
Потом я обратилась к старому проверенному средству – к эротике. Затащить в постель Иакова! Безуспешно. Тогда я еще не знала, что соблазнить евреев всегда было и будет сложнее, чем всех прочих мужчин! Мне дали это понять с великим тактом и вежливостью.
Я оценивающе оглядела всех рабов. И речи быть не может. Во-первых, все они – рабы с галер, среди них нет ни одного «Бен Гура» в оковах, ожидающего, когда я приду к нему на помощь. Обычные отбросы, бедные преступники, прикованные к своим местам по-римски – так, чтобы в случае кораблекрушения они затонули вместе с судном. Как и все рабы на галерах, они умирали от монотонности существования и хлыста. Не слишком приятно было спускаться в трюм галеры и видеть их согбенные спины. Однако я смотрела на них с той же холодностью, что и американец, лицезреющий на экране цветного телевизора голодающих в Африке детей – маленькие черные скелетики с непомерно большими головами, умоляющие о глотке воды. Потом – новости, реклама, музыкальная вставка, далее – репортаж корреспондента Си-эн-эн из Палестины: летящие камни, резиновые пули… Телевизионная кровь.
Остальными путешественниками были матросы-зануды и два старых благочестивых еврея, видевшие во мне лишь шлюху, если не хуже, и отворачивавшиеся всякий раз, когда я выходила на палубу в длинной тунике и с распущенными волосами.