Когда на третий день от ее ругани начал икать даже демон, тот взмолился:
– Мадам! Ик! У меня столько врагов! Ик! Не могли вы повременить, пока я всех их соберу в одном месте! Ик! Ик! Думается, им тоже поикать охота! Наверное…
Баи-ра подтянула рукава и убедительно продемонстрировала Аластору «жест доброй воли» и татуировку-дракона.
Демон проникся и начал подлизываться под мое молчаливое икание и пыхтение:
– Ваше имя – Радость приносящая. Ик! Простите! Так что заполучить от вас икоту большая честь. Можно сказать – раритет. Уж не откажите в удовольствии, полчасика потерпите! Ик! Ик! Ик!
Шаманка в последний раз терпко словесно отутюжила ангела и ее подопечного, выражаясь длинно и заковыристо. Помянула заодно протухшую дождевую воду, лосося, самку шакала, водяную крысу и отходы жизнедеятельности медведя – и на этом ругань кончилась.
Демон запечалился, а мы вздохнули спокойно.
Дней через пять Никос восстановился почти полностью, а шаманка созрела для серьезного разговора.
Нашу беседу, как ни странно, затеял демон. Он подкараулил Баи-ру, когда та отдыхала, разомлевшая после ужина, и, усевшись на краешек стола, доброжелательным тоном предложил:
– Итак, что вы нам, – кивок на лежащего Никоса, который его не видел, – скажете, мадам?
Баи-ра заскрежетала зубами, но, видимо, решила тоже побыстрее покончить со всем этим. Поэтому она отставила в сторону щербатую фарфоровую чашку и подозвала Казидиса:
– Иди сюда. Надо поговорить.
Никос подошел и тяжело привалился к притолоке, предпочитая стоять.
– Садись, в ногах правды нет, а разговор будет долгий.
Он послушно сел на колченогий деревянный стул.
– Что ты от меня хотел?
Никос передернул плечами:
– Мне кажется, вы и так прекрасно знаете мою ситуацию.
Баи-ра покосилась в мою сторону, потом перевела взгляд на Аластора. Тот дерзко подмигнул ей, начиная кампанию по соблазнению. И знает ведь, хвостатый, что соблазнить белую шаманку не получится, но все равно пытается. Твердит: «Не догоню, так хоть согреюсь!»
Я растопырила уши и крылья и стала памятником самой себе.
Баи-ра, постукивая пальцами по столешнице, выглядела задумчивой.
– Знаю. Но спрашиваю о другом. ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ?!
– Найти ее. Быть с женой. С Джул. Всегда… Помоги. – С непередаваемым выражением Никос заглянул в темно-карие зеницы.
М-да-а-а… Ситуевина… как говаривал один мой знакомый комиссар, которого я собственноручно скормила украинскому болоту в далеком тридцать третьем году… А нечего было людей голодом морить и руки распускать! И гадости ангелу отмщения говорить: мол, Бога нет – тоже не следовало! Так что я тогда соединила приятное с полезным – работу с отдыхом!
Я уселась напротив Аластора, депрессивно опустив крылья. Слезы капали, прокладывая дорожки среди белоснежных перьев. Я обхватила колени.
Я – дура! Я – дура! Я – непроходимая дура!!!
– Но ты понимаешь, почему она ушла?
– Нет. – Тихо, на грани шепота: – Помоги!
– Ну конечно! – фыркнула шаманка, заглядывая ему за плечо. – Сначала мы доводим мозг до состояния козьей какашки, а потом удивляемся, почему от нас шарахаются! В самом деле, вот удивительно!
– Понимаю ваше негодование, мэм, – склонил голову Никос. – На сторонний взгляд, я действительно выглядел как идиот. Но не могли бы вы мне объяснить все не так иносказательно?
– Вот подтверждение моей теории обратной эволюции мужчин! – съехидничала Баи-ра. – Это же умудриться нужно! Сначала женятся на небесных сущностях, а потом ждут, что ангел будет им стирать носки и грязную посуду мыть!
Ик! Мы так не договаривались! Я не обучена стирать носки! Я не умею мыть посуду! И вообще: мир уже давно изобрел стиральную машину и посудомойку! И… я согласна!
– Согласен. Моя жена – действительно ангел, – спокойно сказал Никос. – Но как это относится к нынешней ситуации? И где мне ее найти?
– Внутри себя, – на полном серьезе ответила знающая. – Все вокруг нас начинается с себя. Загляни себе в душу и посмотри – достоин ли ты ее? Есть ли в тебе что-то кроме денег и материальных благ, что может привлечь высшее существо в твою жизнь?
Муж все равно ничегошеньки не уразумел.
– Вы говорите о душе? – поднял брови Ник. – А при чем здесь это?
Баи-ра посмотрела на него как на неизлечимо больного.
– Тупой ты! – посетовала шаманка, раскачиваясь на грубо сколоченном деревянном табурете. Медленно раскурила трубку с табачной смесью и продолжила: – Как пробка! Нет, как полено! – Хохотнула. – И такой же твердолобый! Говорю же, – она повысила голос, – ищи в себе!
– Прошу прощения, но, боюсь, я не совсем вас понимаю, – осторожно признался Казидис, и я опустила крылья в тоске и печали.
Баи-ра внимательно поглядела уже на меня, вздохнув, для профилактики мимоходом отоварила Аластора сковородкой (Никос удивленно провел взглядом ее взмах и невольно вздрогнул от получившегося при столкновении сковородки и демоновой башки звука) и сказала:
– Ладно, ложись, сейчас покажу тебе твою жену. Только потом не жалей!
Никос отлепился от косяка, лег на лавку, покрытую пестрым самотканым индейским покрывалом, и застыл, закрывая глаза и расслабляясь…
Круговорот мыслей в природе: я знаю, что ты знаешь, что ничего не знаешь!
Силой Баи-ры нас привело в виртуальную беседку, точную копию той, что была у нас в единственную совместную ночь.
Все так же трепетали на морском ветру тонкие занавеси, одуряюще пахли цветы, шелестели фонарики. Только сейчас был день, обнажающий всю правду, ту, что милосердно скрывала ночь…
Я, босиком, в прозрачной фате и свадебном платье, стояла у перил во всей своей ангельской красе, расправив белоснежные крылья, и наслаждалась неожиданной свободой…
– Ты действительно ангел! – выдохнул Ник, возникший на противоположном конце открытой беседки. Измученный, почти обугленный от переживаний, но нарядный. И тоже босиком, зато в белом свадебном смокинге.
Все смешалось – боль и радость, день и утро. Нерожденное, еще несказанное, коварно обманчивое – оно искрилось, сверкало, пугало дрожащими тенями и еще больше – иллюзорным сиянием надежд.
Задохнувшись от всего этого, я попыталась передать взглядом обуревавшие меня чувства и прошелестела:
– Да. Я – твой личный карающий ангел. Я пришла в этот мир изменить тебя и… изменившаяся сама.
– Почему?! – Столько горечи и боли на любимом лице. Мне жаль, но ему придется через это пройти. Придется. Иначе нельзя.