Диверсанты Его Величества. "Рука бойцов колоть устала" | Страница: 55

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Так что торг Наполеона неуместен и бесполезен. Он, вообще-то, и сам это прекрасно понимает и, судя по всему, трепыхается лишь для приличия. Ну да, Державин с Ростопчиным приготовили столь серьезный и солидный документ, что противной стороне крыть попросту нечем. Нечем, да… кроме золота. А оно, как бы друг Бонапартий ни прибеднялся, есть в достаточном количестве. Желтенькие такие кружочки определенного веса. Диаметр и чеканка значения не имеют, все равно пойдут в переплавку. Только по весу, и никак иначе. Иначе никто не поймет, особенно народ.

Ладно, потом разберемся с народным пониманием, а сейчас вернемся к разговору:

— Вас так заботят судьбы французской нации, Ваше Величество?

— Да, заботят! — твердо ответил Бонапарт.

Ну что же, он сам захлопнул за собой дверцу ловушки.

— В вашей империи много других наций, и если чувство долга не распространяется на них… Всякие там Испании, Сардинии. Прочие Италии, сотня маленьких Германий, Австрия…

— Еще Голландия.

— Извините, но она не ваша.

Наполеон сначала округлил глаза, но через некоторое время сделал вид, что понял смысл сказанного:

— Голландцы всегда тяготели к России.

— Нет, что вы, какое там тяготение… Просто подрастают дочери, а без приличного приданого нынче никак…

Умному достаточно! Французскому императору в уме не откажешь, как и в способности принимать мгновенные решения:

— Наличие дружественного государства у наших границ благоприятно отразится на торговле между Россией и Францией.

Удочку насчет дальнейших отношений закидывает. Не будем разочаровывать.

— Совершенно верно — контролируя Северное море и балтийские проливы, мы можем не опасаться помех со стороны третьих стран. Или считаете, что коридор безопасности от Кенигсберга до Киля тоже не помешает?

— Я бы не стал настаивать…

— Уговорили, Ваше Величество! Со своей стороны не буду возражать против аннексии Ирландии.

— Ирландии? — задумался Наполеон. — Зачем она мне?

— Там же католики. В наше время нельзя упускать из виду вопросы веры.

— Но католики есть и в Польше, не так ли?

— Согласен, поэтому и не претендую на включение этого так называемого государства в состав Российской империи и предлагаю даровать им независимость.

— Поляки и независимость? Не сочетается.

— Пусть будет, вам жалко, что ли? Тем более кое-кто собирался организовать Великое герцогство Варшавское. Или меня неправильно информировали?

— Правильно… Но не сделал же?

— Это все потому, что в изначальные расчеты вкралась ошибка.

Французский император, считавший себя в некоторой степени непогрешимым, вскинулся:

— Какая?

— Историческая и географическая. Вместо того чтобы отдать полякам их исконные земли в Паннонии, Богемии, Трансильвании и Гельвеции, вы намеревались предоставить им Краков и Варшаву, по старинному договору являющиеся частью Речи Посполитой.

— О чем вы?

— Учите историю, Ваше Величество, пригодится! В настоящий момент Польши не существует, следовательно, вся ее территория принадлежит Великому княжеству Литовскому, ставшему неотъемлемой частью Российской империи.

Умный, собака… Другой бы на его месте давно заорал, мол, что за ересь ты несешь, Павел Петрович! А этот морщится, но слушает. Значит, теперь нужно подсластить пилюлю:

— Но в то же время, Ваше Величество, в случае отказа Французской империи предоставить полякам упомянутые территории для обретения независимости мы не будем возражать против их вхождения в ваше подданство.

— Спасибо, обойдусь. Тем более по указанным Вашим Величеством территориям вовсю гуляют пьяные мадьярские гусары. Вена и Прага захвачены восставшими венграми.

Молодец! Вот тебе еще один пряник:

— Россия способна решить венгерский вопрос взамен предоставления Балтийского коридора.

Повеселел и заулыбался. Расцвел, можно сказать.

— Вы вступите в войну одновременно против бывшей Австрии и Англии?

— Да, а что?

Не объяснять же человеку, что корпус генерала Милорадовича мелкими отрядами уже просочился в Болгарию и ждет сигнала к стихийным народным волнениям, плавно переходящим в восстание против турок? Заодно и подкрепления переброшу. Понятно, на Стамбул облизываться рано, но хороший плацдарм не помешает.

Наполеон не поверил своим ушам:

— И у вас хватит сил на обе кампании?

— А вот этот вопрос, как и многие другие, предлагаю обсудить в присутствии моих министров. Не возражаете, Ваше Императорское Величество?

Титул подчеркнул особо, пусть порадуется. Мне не жалко.


Ночевать августейший собеседник уехал во французское посольство. Оно каким-то чудом избегло народного гнева сразу после начала войны, и видит Бог, сколько Александру Христофоровичу сил и нервов стоило это чудо. С самого начала военных действий всякие дипломатические отношения прервались, так что посольским чинам ничто не мешало заниматься прямыми обязанностями, то есть шпионажем. Не думаю, что предоставленные ведомством Бенкендорфа сведения сейчас имеют хоть какую-нибудь ценность ввиду их устарелости, но чтение в любом случае обеспечит Бонапарту бессонную ночь. Пусть читает, нам завтра легче будет.

А у меня как раз выдалась свободная минута, которую можно посвятить семье. Не так уж много осталось детей… к сожалению.

— Павел, как прошли переговоры? — Мария Федоровна перехватила на половине пути между кабинетом и комнатами дочерей.

— Дорогая, ты разве не слушала?

— Я не о словах, а об общем впечатлении, — улыбнулась императрица. — Он поддается?

Пожимаю плечами:

— Вроде бы не заметил сильного сопротивления ни по одному вопросу. Мы и так предлагаем больше, чем может рассчитывать побежденная страна в обычной ситуации.

— Но у нас необычная?

— У нас да, но зачем ему о том знать? Кстати, душа моя, я не слишком переигрываю?

— В самую пропорцию. Репутация сумасшедшего самодура настолько укрепилась в умах европейских монархов, что самые бредовые твои требования не вызывают удивления.

— Ага, и главное теперь — добиться выполнения требований.

— Добьешься, на то ты и самодур.

— Хочешь свежий каламбур?

— Изволь.

— Жена самодура — сама дура.

— Как грубо, Павел!

— Когда-то я был грубее.

Мария Федоровна построжела лицом, и на щека пропали милые ямочки:

— Мы забыли о тех временах.