На этот раз старый Бо молчал дольше обычного. Наконец он принюхался, задумчиво втянув ноздрями незнакомый женский запах с привкусом духов.
— Так пахли цветы, что росли на заднем дворе моего дома, — наконец сказал он.
Кейт улыбнулась, шмыгнув носом, и ощутила, как защипало в глазах. Несмотря на это, спонтанно сделанное доброе дело немного успокоило нервы, и кончики пальцев перестали дрожать. Кейт засунула ладони в карманы пальто.
— Теплый. А как же ты?
— У меня еще есть, — поспешно заверила она. — Я ведь тут живу, недалеко идти.
— Недалеко идти, — задумчиво повторил Бо, теребя в пальцах гармошку. — Как тебя зовут, девочка?
— Кейт, — та застегнула верхнюю пуговицу пальто и подняла воротник. — Кейт Либби.
— Вот что я тебе скажу, Кейт Либби. Иногда в этом мире каждый только и норовит, чтобы подставить нам подножку, — бездомный музыкант покачал головой и указал на нее сухим пальцем. — Но только добрые дела и любовь в сердце помогают нам подниматься на ноги и топтать эту землю дальше. Зло не выносит добро. Бежит от него. Ты сделала мне добро, и оно вскоре вернется к тебе, — он медленно поднес к груди руку, потом протянул ее к ней ладонью вверх, будто протягивая нечто невидимое. — От меня к тебе.
— Сейчас его стало слишком много. Людям ничего не интересно, кроме собственных проблем.
— Так было всегда, и так будет и впредь. Без зла мы не научились бы ценить доброту, — покачал головой старик. — Помни это.
— Хорошо, — кивнула Кейт. — Я попробую.
— Храни тебя Бог, Кейт Либби.
— Думаете, он есть? — потуже запахнувшись в пальто, спросила девушка, она никогда не обсуждала эти вопросы ни с кем, кроме отца, и неожиданно для себя впервые затронула эту тему с посторонним.
— Не знаю, — пожал плечами Бо и, немного помолчав, странно ответил: — Но он иногда говорит со мной.
— Как?
— Я просто слушаю, и все, — загадочно улыбнулся старик. — И зная, что я его слушаю, он говорит. Другие ведь не слышат, им некогда. Я же тут всегда сижу и вижу — все бегут, куда-то торопятся, шумят. Не слышат друг друга. Ругаются, что-то выясняют, делят. Какой уж тут Бог. Вот он и не показывается. А я иногда слышу. Чувствую, как он приходит и говорит.
— О чем?
— О том, что рядом. И любит меня. А если захочешь, скажет и тебе. Удачи, Кейт Либби, и помни, — он снова повторил жест с рукой. — От меня к тебе.
— Я запомню, — пообещала девушка.
Поднеся гармошку к губам, Бо подул на нее, прочищая отверстия и облизнув губы, хрипло обратился к пустынной улице, с неожиданной силой в голосе, от которой улыбнувшаяся Кейт сделала шаг назад.
— Э-э-э, странни-и-ик, посто-ой, прекрати-ка свой путь! — Он вывел на гармошке новый мотив. — Возьми этот каме-ень, ударь себя в грудь! Ударь там, где крест, ударь там, где боль, м-м-м, смахни из глаз слезы-ы, пусть уйдет в землю со-оль.
Предоставив бродяге музицировать в одиночестве, Кейт перешла на другую сторону улицы и забралась в машину, гадая, чем бы себя занять. Сидеть дома было невыносимо, а о том, чтобы заявиться в офис конторы, речи вообще не шло — видеть лица сотрудников и команды Кейт сейчас хотелось меньше всего. Она решила скатать в город и наконец-то как следует его рассмотреть, надеясь, что оживленная суета центра переключит ее невеселые мысли на более позитивный лад. Надо осваиваться, в конце концов.
— Ну, давай. Показывай, — пробормотала она, обращаясь к навалившемуся со всех сторон молчаливому городу, нехотя стряхивающему остатки сна, и плавно переключила передачу.
Кинув последний взгляд на игравшего Бо, Кейт пристегнула ремень и тронула машину с места, не задавая себе ни конкретного направления, ни цели. Пусть город сам ее куда-нибудь приведет, она устала все и за всех решать, платя за свои поступки непомерно высокую цену. Потомившись на светофоре, Кейт прибавила газу, и лабиринты проспектов и улиц раскинулись перед ней.
Муни оказался прав. Чикаго действительно был необычным городом. Прокопченным, старым. Словно коренной зуб, намертво вросший историей и корнями в американскую землю. Просто изначально к нему нужно было как следует присмотреться, равно как, скорее всего, и к любому другому городу на планете. И тогда улицы и площади предстают перед путником в ином виде, а снующие по проспектам прохожие словно снимают маски, перевоплощаясь прямо на глазах. Сколько потребовалось иммигранту-итальянцу времени или лет, чтобы в полной мере ощутить этот дух и атмосферу? Возможно ли предположить, что какой-то другой город может стать для человека вторым домом, а новая земля — родной, как та, которую когда-то пришлось покинуть? Помним ли мы свою связь с землей, существует ли она вообще, бережно передаваемая нашими предками из поколения в поколение вместе с генами? Или же это всего лишь не более чем красивые россказни и легенды доживающих свой век стариков, которым только дай волю подразнить разинувшую рты молодежь у костра в кемпинге, перемежая байки об охотниках и сасквочах преданиями давно канувшей в Лету индейской старины?
Бросив машину на одной из улочек, Кейт посидела в уютном сквере, разбрасывая копошащимся у ног голубям горячую кукурузу, которую зачерпывала из бумажного пакета, который купила тут же, в лотке. Напирающие друг на друга прожорливые птицы, с хрустом уминавшие кукурузу, напомнили Кейт, что она сама еще не завтракала, и, разом высыпав на дорожку весь пакет, Кейт встала со скамейки и пошла к выходу из парка. Перекусив в небольшой кафешке, она снова вышла на улицу и решила пройтись до оставленной в двух кварталах машины пешком. Разглядывала пестрящие тут и там вывески, торопящихся по своим делам пешеходов и снующие туда-сюда кебы такси.
На гудящий город, названный когда-то то ли индейцами в честь луковицы, то ли уже появившимися позднее «местными» в честь хорька, неторопливо опускался вечер. В это время Чикаго представлял собой невероятное, пьянящее зрелище, словно северное сияние, переливающееся всеми цветами радуги. Словно погруженное в вековое самосозерцание гигантское люминесцентное нечто, невесомо парящее в неведомых океанских глубинах, наполненное искорками беспокойных, мятущихся душ.
Чикаго.
Пройдя еще несколько шагов, Кейт остановилась посреди улицы и, задрав голову, посмотрела в безмятежное алеющее небо. Закрыла глаза и вдохнула прохладный вечерний воздух, напитанный запахом пряной осенней листвы. Налетевший ветерок игриво потрепал челку. Кейт открыла глаза. Над ее головой простиралось необъятное алое полотно, по которому плыли, растворяясь и закручиваясь, белые, малиновые, розовые, фиолетовые и такие прекрасные облака, отражающиеся в широко раскрытых зеленых глазах. Она уже забыла, каким красивым может быть вечернее небо.
В последний раз она любовалась угасающим солнцем почти десять лет назад, когда отец привез ее на базу Хейтрук, в штате Мэн. На этой базе корпорация «Хронос» готовила своих будущих агентов для службы в североамериканских офисах. Там новобранцев ожидала муштра на уровне подготовки морских пехотинцев, в сочетании с изучением мировой истории, под руководством преподавателей, которых с радостью приняли в штат Гарварда, Кембриджа или Йельского университета.