А когда наконец двери распахнулись, в коридор вышел его брат Карло и, встретившись с ним глазами, еле заметно улыбнулся. Улыбка была нерешительной, печальной. Всего лишь тонкий заслон для гнева, бушующего в душе этого человека.
* * *
А перед этим Тонио видел прибытие брата. Лодка шла вверх по Большому каналу. Брат стоял на носу лодки, и его плащ слегка развевался на сыром ветру. И черные волосы Карло, и сама форма головы были знакомы Тонио. Встречая его на верхней ступеньке лестницы, он смотрел, как Карло входит на пристань.
Черные глаза, точь-в-точь как у самого Тонио, наполнились удивлением, когда Карло обнаружил их с братом сходство. На его лице, более крупном и загорелом, чем у Тонио, неожиданно отразилось волнение. Брат шагнул вперед, развел руки в знак приветствия и, заключив Тонио в объятия, прижал к себе так крепко, что мальчик кожей почувствовал вздох Карло, прежде чем услышал его.
Но что он ожидал в нем увидеть? Злобу? Горечь? Иссушенную страсть, переросшую в коварство? Его лицо было таким открытым, что казалось бесхитростным отражением внутреннего тепла. Руки судорожно гладили волосы Тонио, а губы прижались к его лбу. В этих ласковых прикосновениях было нечто собственническое, и в тот миг, пока они не разжали объятий, Тонио испытал самое тайное и самое прекрасное облегчение.
— Ты здесь, — прошептал он.
И брат произнес, столь мягко, словно это был голос сердца, исходивший из его массивной груди:
— Тонио.
* * *
А всего через несколько минут раздался рев, сначала глухой, но постепенно усиливающийся, — рычание сквозь стиснутые зубы, стук кулака, снова и снова обрушивающегося на отцовский стол.
— Карло! — прошептала Катрина, с шелковым шуршанием возникшая за спиной Тонио, когда дверь открылась и выпустила его брата. Она откинула траурную вуаль. Лицо тетушки было полно печали.
Вокруг слышались негромкие голоса, шепот; синьор Леммо суетился и сновал туда и сюда. Катрина пошла за ним по коридору. А Марианна, вся в трауре, смотрела себе под ноги, уставившись в одну точку.
Но то и дело Тонио видел блеск четок, которые она перебирала, и блеск в ее глазах, когда она на мгновение поднимала взгляд.
Однако она никак не прореагировала, когда Карло вошел в комнату. А тот уголком глаза сразу заметил ее.
Поклонился и произнес, глядя в пол:
— Синьора Трески.
Он был такой же, как на своих портретах, разве что кожа на солнце Леванта стала более смуглой. Руки брата с тыльной стороны покрывали черные волосы, и от него исходил пряный запах мускуса и специй.
А теперь, где-то, за еще одной закрытой дверью, Катрина упрашивала его о чем-то:
— Карло, Карло!
* * *
Наверху лестницы появился Беппо, за ним возвышался Алессандро.
Алессандро обнял Тонио за плечи. Они молча, медленно прошли в комнату Тонио. На секунду из-за стены донесся голос Катрины:
— Ты дома, понимаешь, ты дома, и ты еще молод, и везде вокруг тебя — жизнь...
Ответом был низкий, нечленораздельный рокот гнева, заглушающий ее голос.
Закрыв дверь, Алессандро снял свой синий плащ в каплях дождя. В больших задумчивых глазах певца читалось беспокойство.
— Итак, он уже здесь, — прошептал Алессандро.
— Алессандро, ты должен остаться, — умоляюще произнес Тонио. — Ты мне нужен под этой крышей еще четыре года, пока я не женюсь на Франческе Лизани. Все это прописано в завещании моего отца, в его указаниях опекунам. Но четыре года, Алессандро, я должен буду как-то жить с ними всеми...
Певец приложил палец к губам Тонио, словно был ангелом, ставящим последнюю печать в момент творения.
— Не ты должен будешь им противостоять, Тонио. А завещание твоего отца и те, кто должен его выполнять. Так, значит, Карло лишен наследства?
На последних словах его голос упал. Ведь если это так, то причиной было нечто совершенно ужасное. Такое могло произойти, только если Карло когда-либо намеренно поднимал на отца руку. А этого никогда не случалось.
— Собственность неделима, — пробормотал Тонио. — Но указания моего отца совершенно четкие. Я должен буду жениться. Большая часть средств пойдет на мое образование и обучение, а затем на покрытие всех расходов, необходимых мне как государственному деятелю. Карло достались жалкие гроши и совет посвятить себя благополучию моих детей...
Алессандро кивнул. Это не было для него сюрпризом.
— Алессандро! Но он вне себя! Он хочет знать, почему должен с этим смириться. Ведь он старший сын...
— Тонио, в Венеции это ничего не значит, — напомнил ему Алессандро. — Для женитьбы и продолжения рода отец выбрал тебя. Не бойся этого человека, ведь тебя защищают закон и твои опекуны.
— Алессандро, он хочет знать, почему судьба этого дома должна зависеть от какого-то мальчика...
— Тонио, Тонио, — прошептал Алессандро. — Даже если бы ты пожелал, то не смог бы уступить ему. Успокойся. И, что бы ни случилось, я здесь, чтобы помогать тебе.
Тонио тяжело дышал и глядел в сторону так, словно все уговоры не доходили до него.
— Алессандро, если бы я мог презирать его... — начал он.
Алессандро склонил голову набок, и на его лице изобразилось безграничное терпение.
— Но он не кажется... Он такой...
— Это не в твоей власти, — покачал головой Алессандро.
— Что ты знал о нем? — настаивал Тонио. — Ведь ты наверняка знал о нем?
— Знал, да, — ответил Алессандро, машинально убирая локон со лба Тонио. — Но только то, что знали все. Он был совершенно неуправляемым. А в этом доме царила смерть. Смерть матери, смерть его братьев. Вряд ли я смогу рассказать тебе больше.
— Но Катрина вовсе не презирает его! — прошептал Тонио. — Она его жалеет!
— Ах Тонио, хоть и жалеет, но она — твоя опекунша и будет поддерживать тебя. Когда ты поймешь, что бессилен что-либо изменить, ты успокоишься.
— Но послушай... Та женщина, от которой он отказался. Много лет назад, когда отец хотел устроить его брак...
— Я ничего об этом не знаю. — Певец снова покачал головой.
— Он отказался от невесты, которую выбрал для него отец и бежал с какой-то девушкой из монастыря. А от невесты отказался. Алессандро, это была моя мать?