Это был кастрат! Певец должен быть кастратом!
Мгновение Гвидо колебался между стремлением немедленно разыскать певца и желанием просто слушать. Он восхищался тем, что молодой человек может петь с таким чувством. Просто невероятно! И тем не менее он это слышал. Голос, обладающий акробатической гибкостью и окрашенной такой великой печалью, ошеломил маэстро.
Да, печаль, вот что это было. Гвидо надел башмаки, закутался в тяжелый плащ и отправился на поиски певца.
То, что он обнаружил, изумило его, но не слишком.
Проследовав за маленьким ансамблем уличных певцов в таверну, он вскоре увидел, что обладатель волшебного голоса — высокий и гибкий мальчик-подросток, ангелоподобное дитя с повадками мужчины. Он явно принадлежал к высшему классу: его шею украшало изысканное венецианское кружево, а пальцы были унизаны дорогими гранатовыми перстнями. А все те, кто окружал его, с почтением обращались к нему: «Ваше превосходительство».
* * *
«Я жив», — подумал Тонио. Он слышал, что вокруг двигались, переговаривались какие-то люди. А если он был жив, значит, и дальше, вполне вероятно, останется в живых. И он был прав, Карло не мог этого сделать с ним, Карло просто не мог. С невероятным усилием удалось ему поднять веки. На него накатила тьма, и он закрыл глаза, но потом снова открыл. Он увидел, как тени разговаривающих людей скользят вверх по стенам и по низкому потолку.
Один голос он узнал. Он принадлежал Джованни, тому самому браво, что всегда торчал у дверей Карло. Он говорил что-то низким, угрожающим голосом.
Но почему они до сих пор не убили его? Что происходит? Тонио не осмеливался пошевелиться, пока не чувствуя себя готовым двигаться, и, чуть приоткрыв глаза, смотрел на этого костлявого, неопрятного человека, который держал в руках что-то вроде саквояжа и говорил:
— Я не буду этого делать! Мальчик слишком большой.
— Никакой он не большой! — Джованни начинал терять терпение. — Делай, что тебе говорят, и как следует.
О чем? Что «делай»? Слева от него стоял браво по имени Алонсо. За спиной худого человека с впалыми щеками находилась дверь.
— Я не буду в этом участвовать, — наконец решительно заявил человек с саквояжем и направился к двери. — Я не мясник, я хирург...
Но Джованни грубо схватил его и толкнул вперед. Он посмотрел на Тонио.
— Не-е-е-е-ет...
Тонио вскочил, вывернувшись из-под рук Алонсо, и резко рванулся вперед, сбив с ног костлявого мужчину. Его тут же схватили и оторвали от пола. Он отчаянно лягался, пытаясь сопротивляться, и вся комната мелькала перед его глазами. Он увидел, как распахнулся саквояж и из него выпали ножи. Потом донеслись слова молитвы: их лихорадочно бормотал тот худой человек. Левой рукой Тонио уперся ему в лицо, правым кулаком нанес удар в живот и отшвырнул его назад. Вокруг валились какие-то вещи, трещало дерево, и вдруг его отпустили, и от неожиданности он упал. И тут почувствовал на лице капли дождя. Значит, он вырвался!
Влажная земля скользила под его ногами, камни перекатывались под башмаками, и на миг ему показалось, что он может спастись, что ночь поглотит, укроет его. Но тут же услышал, что его настигают.
Его снова поймали и понесли обратно в комнату, распластали на каком-то тюфяке.
Он впивался зубами в чьи-то мышцы и волосы, извивался всем телом, чувствуя, как разводят в стороны его ноги и разрывают на нем одежду. Его нагое тело обдало холодным воздухом.
— Н-Е-Е-Е-Т! — рычал он со стиснутыми зубами, а потом это рычание вытеснило все слова, стало нечеловеческим, жутким, ослепляющим и оглушающим его.
С первым касанием ножа он осознал, что битва проиграна, и понял, что с ним сделают.
* * *
Гвидо увидел, что небо над маленьким городком Фловиго стало уже бледно-желтым. Он лежал недвижно и смотрел, как этот свет превратил дождь в туманную вуаль, повисшую над полями, простирающимися за его окном.
В дверь постучали. Гвидо не ожидал того внезапного возбуждения, какое вызвал в нем этот стук.
За дверью стоял тот самый человек, который говорил с ним в кофейне в Венеции. Он протиснулся в комнатку и не произнеся ни слова, развернул кожаный пакет, где лежало несколько документов.
Оглянувшись по сторонам, он недовольно хмыкнул, увидев, что в комнате нет свечей. Он придвинулся к окну и изучил каждый из документов с напряжением малограмотного человека. Потом отдал их Гвидо вкупе еще с одним пакетом.
Гвидо сразу узнал этот пакет. В нем были все его рекомендательные письма из Неаполя. Он даже не знал, что эти бумаги были похищены, и теперь пришел в ярость.
Но тем не менее обратил внимание на документы. Все они были составлены на латыни и подписаны Марком Антонио Трески. В них объявлялось о его намерении подвергнуться оскоплению с целью сохранения голоса и содержалась просьба не винить никого в том, что он пришел к такому решению. Имя лекаря не было названо ради его безопасности.
В последнем послании, на имя семьи, копию которого держал в руках Гвидо, было четко сформулировано желание мальчика поступить в неаполитанскую консерваторию Сан-Анджело в класс маэстро Гвидо Маффео.
Гвидо смотрел на все это в остолбенении.
— Но не я толкнул вас на это!
Браво лишь улыбнулся.
— Внизу вас ждет экипаж, в котором вы отправитесь на юг. У вас будет достаточно денег, чтобы сменять лошадей и возниц до самого Неаполя, — сказал он. — А вот это кошелек мальчика. Он богат, я говорил вам. Но не увидит больше ни гроша, пока не поступит в вашу консерваторию.
— Семья должна знать, что я не имел к этому никакого отношения! — настаивал Гвидо. — Венецианское правительство должно знать, что это не моих рук дело!
Браво коротко усмехнулся.
— Кто этому поверит, маэстро?
Гвидо резко повернулся нему. Потом снова посмотрел на документы. Браво стоял рядом с ним, как демон-искуситель.
— Маэстро, — сказал он. — На вашем месте я бы не стал ждать, пока мальчишка проснется. Ему дали очень сильную дозу опиума. Я должен привезти его и уйти. Мне нужно как можно скорее покинуть Венецию. А вы, маэстро, позаботьтесь о мальчике. Он — ваше единственное оправдание.
* * *
Гвидо вошел в маленький домик, в котором спал Тонио. Он увидел, что лицо мальчика в крови, вокруг рта и на горле — синяки, а руки и ноги связаны грубой пеньковой веревкой. Лицо его казалось безжизненным.