Клеопатра чуть не расхохоталась. Ей казалось, что эта минута длится целую вечность. Юный лорд что-то говорил, но она не слышала его. Похоже, он сказал, что его ждет отец? Или что он нужен сейчас отцу?
Находясь в каком-то оцепенении, она увидела, как он отходит от нее. Он положил на стол газету с той фотографией. Клеопатра посмотрела на него. Он поднимал со стола какой-то странный предмет. Он говорил в него. Спрашивал лорда Рутерфорда.
Клеопатра тут же вскочила. Мягким движением отобрала у него этот предмет и положила на место.
– Не уходи от меня, юный лорд, – попросила она. – Твой отец может подождать. А мне ты сейчас очень нужен.
Алекс растерянно посмотрел на нее. И когда она обняла его, не стал противиться.
– Давай не сразу вернемся в тот мир, – прошептала она ему на ухо, нежно целуя. – Давай побудем вдвоем.
Как быстро он сдался! Как быстро воспламенился!
– Не стесняйся, – прошептала она. – Ласкай меня, позволь своим рукам делать все, что захочешь, – как прошлой ночью.
И снова он принадлежал только ей, был ее рабом, превращая ее саму в рабыню своими поцелуями, лаская ее грудь через голубую ткань платья.
– Какой волшебник подарил мне тебя? – шептал он. – Только я подумал… когда я подумал… – И он снова осыпал ее поцелуями, а она повела его к постели.
По дороге в спальню она прихватила со стола газету. Когда они упали на простыни и он начал стаскивать с себя одежду, она показала ему газету.
– Скажи мне, – попросила она, указывая на группу людей, стоявших на солнце возле верблюда, – кто эта женщина?
– Джулия. Джулия Стратфорд.
Больше никаких слов не было – только торопливые жаркие объятия; его бедра прижались к ее лону, и он снова овладел ею.
Когда все было кончено и он успокоился, Клеопатра пробежалась рукой по его волосам.
– Эта женщина… Он ее любит?
– Да, – сонно ответил Алекс. – И она его любит. Но теперь это не имеет никакого значения.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что у меня есть ты.
Рамзес выглядел просто превосходно: на людях он всегда становился необыкновенно обаятельным – с прямой спиной, в отлично отутюженном белом костюме, на котором не было ни одной пылинки, с гладко зачесанными волосами. Голубые глаза искрились мальчишеским задором.
– Я пытался образумить его. Когда он взломал витрину и вытащил мумию, я понял, что это бесполезно. Я попытался выбраться оттуда, но меня схватили охранники. Ну, вы знаете всю эту историю.
– Но они сказали, что стреляли в вас, они…
– Сэр, эти люди совсем не такие, как солдаты Древнего Египта. Это лентяи, которые вряд ли знают, как правильно обращаться с оружием. Они бы не смогли победить хеттов.
Уинтроп невольно рассмеялся. Даже Джеральд был покорен. Эллиот посмотрел на Самира, который не осмелился даже улыбнуться.
– Хорошо бы нам удалось найти Генри, – сказал Майлз.
– Нет сомнения, что кредиторы уже ищут его, – откликнулся Рамзес.
– Ну что ж, вернемся к вопросу о тюрьме. Кажется, там был доктор, когда вы…
Наконец Джеральд не выдержал.
– Уинтроп, – сказал он, – ты отлично знаешь, что этот человек невиновен. Это все Генри. Это его рук дело. Все указывает на него. Он вломился в Каирский музей, украл мумию, продал ее и на эти деньги запил. Вы же нашли обмотки с мумии в доме танцовщицы. Имя Генри было вписано в долговую книгу в Лондоне.
– Но эта история…
Эллиот жестом призвал всех к молчанию.
– Мистер Рамсей устал от расспросов, да и мы тоже. Самое важное заявление он уже сделал: Генри сам признался ему в убийстве своего дяди.
– Во всяком случае, именно так: я его понял, – сухо сказал Рамзес.
– Я хочу, чтобы нам немедленно вернули наши паспорта, – проговорил Эллиот.
– Но Британский музей…
– Молодой человек… – начал было Джеральд.
– Лоуренс Стратфорд оказал Британскому музею неоценимую услугу, – заявил Эллиот. Его терпение наконец лопнуло. У него больше не было сил ломать комедию. – Послушай, Майлз, – сказал он, подавшись вперед. – Ты можешь, конечно, все это проверить еще раз, но предупреждаю: побойся общественного мнения. Уверяю тебя, если мои друзья, в том числе и Реджинальд Рамсей, не уедут завтра дневным поездом в Порт-Саид, тебя больше не примут ни в одной приличной семье Каира или Лондона, которая надеется в будущем принимать семнадцатого лорда Рутерфорда. Я понятно выразился?
В кабинете стало тихо. Майлз побледнел. Это был удар ниже пояса.
– Да, милорд, – еле слышно сказал он, открыл ящик письменного стола и один за другим вытащил все паспорта.
Джеральд не успел опомниться, как Эллиот протянул руку и сгреб их в охапку.
– Мне самому неприятно то, что я сказал, – пробормотал он. – За всю свою жизнь я не говорил подобных вещей ни одному человеку, но сейчас я очень хочу, чтобы мой сын мог спокойно вернуться в Англию. А я буду жить в этом чертовом городе столько, сколько вам понадобится. И отвечу на любые вопросы.
– Да, милорд, если я доложу губернатору, что вы остаетесь…
– Я же уже пообещал – разве этого мало? Вы хотите, чтобы я произнес страшную клятву?
Похоже, он переборщил. Джеральд успокаивающе похлопал его по руке. Эллиот своего добился.
Самир помог ему встать. Они вышли из приемной в центральный холл.
– Отлично сработано, Джеральд, – сказал Эллиот. – Я позвоню тебе, если понадобится. Пожалуйста, созвонись с Рэндольфом, расскажи ему все. Сейчас я просто не в силах сделать это. Потом я напишу ему подробное письмо.
– Я попробую смягчить удар. Зачем посвящать его в подробности? Арест Генри сам по себе будет для него тяжелым горем.
– Давай будем решать проблемы по мере их возникновения.
Рамзес проявлял нетерпение. Он то и дело поглядывал вниз, на ожидающий у подъезда автомобиль. Эллиот пожал Джеральду руку и стал спускаться по лестнице.
– Можно считать наше маленькое представление оконченным? – спросил Рамзес. – Я теряю драгоценное время.