– Что, этот человек был женат? – осторожно спросила я.
– Нет, он не был женат, – со вздохом сказала Марина. – Просто… Просто так получилось, что у нас с ним были разные представления о дальнейшей жизни.
Она не смотрела на меня, сидела, опустив глаза вниз, и тщательно разглаживала на коленях форменную юбочку. По ее интонациям и поведению я поняла, что боль от прожитой истории покинула ее не до конца, как бы ни хотелось Марине считать по-другому.
– А он до сих пор работает в клинике? – как бы между прочим спросила я.
Марина подняла глаза.
– Да, – ответила она немного удивленно. – А что?
– Ничего, просто интересно, кто это.
Марина нахмурилась.
– Мне не хотелось бы ворошить прошлое, – сухо сказала она. – И не хотелось бы, чтобы вы затрагивали с ним в разговоре эту тему. Я думаю, вам вообще не о чем с ним разговаривать, он к смерти Жанны не имеет отношения. Так как вообще работает в другом отделении и с ней никогда не пересекался.
Марина замолчала, отвернувшись от меня к стене. Я выдержала паузу, чувствуя, что девушка колеблется. Я не торопила ее.
– Хорошо, – наконец выдохнула она, поворачиваясь ко мне. – Так и быть, я расскажу вам, чтобы вы узнали это, что называется, из первоисточника. Как ни крути, а кое-кто тоже был в курсе, так что если вы захотите докопаться до сути, то все равно выясните. Но попутно выслушаете кучу сплетен и домыслов. В общем, это Антон Дубовицкий из кардиологии. Но вы только зря потратите на него время. Мы с ним даже не видимся.
Я неопределенно кивнула, запомнив про себя фамилию врача, и вернулась к прежней теме:
– И что хотела от тебя Жанна в обмен на молчание?
– Так, ничего особенного, – пожала Марина плечами. – Сбегать в ларек за сигаретами, сварить кофе, ну и так далее. Ей нравилась сама мысль о том, что она имеет надо мной власть. Вы знаете, очень неприятное чувство. Сейчас, хоть и нельзя так говорить, я чувствую облегчение.
Марина замолчала и задумалась.
– Да, – вспомнила она, – может быть, это вам будет интересно. У Жанны были дружеские отношения с одним из тяжелобольных. По отношению к любому другому этот факт не вызвал бы никаких эмоций, но Жанна… Понимаете, она никогда не отличалась любезностью при общении с больными. Один из них, с третьего этажа, даже накатал на нее жалобу за грубость. Было, кстати, очень серьезное разбирательство, вызывали Навицкого. Так вот, эта дружба меня лично очень настораживала. Жанна никогда просто так ни с кем не дружила.
– А что она могла иметь от этого больного? – скептически спросила я.
– Не знаю. К тому же он очень старый и, в общем-то, при смерти. Сердце его может отказать в любую минуту.
– Да, это довольно странно, – задумалась я, отмечая про себя, что обязательно надо поговорить с этим больным. – А где он лежит?
– На втором этаже, в реанимации. Третья палата.
– Как его фамилия?
– Зинченко.
– А имя-отчество?
– Вот этого не знаю, – Марина с сожалением покачала головой. – Но можно спросить у Алевтины Викторовны. Она точно должна знать: у нее списки всех больных.
– А тот человек, который написал на Жанну жалобу? Он уже выписался?
– Да, недели две назад.
– Что он собой представляет?
– Кажется, директор какой-то крупной фирмы. Выглядит солидно, даже порой понтуется. – она усмехнулась. – В больнице лежал, а сам и тут пальцы веером распускал.
Я невольно улыбнулась.
– Он молодой, пожилой?
– Молодой, не больше тридцати, – кивнула Марина. – Он потом несколько раз здесь появлялся. Кстати, общался с Жанной. Я это случайно видела. Они стояли во дворе.
В этот момент мне показалось, что за углом послышался какой-то шорох, и я, потихоньку встав, подошла к стене и выглянула в коридор. За ближайшей дверью мелькнула красная юбка секретарши Риты. Интересно, что она делала в коридоре, причем очень тихо? Не подслушивала ли она разговор?
Я приоткрыла дверь и увидела, что за ней начинается лестничная клетка. Внизу слышались затихающие шаги. Я вернулась назад и молча уселась в кресло. Почувствовав на себе взгляд Марины, подняла голову и улыбнулась.
– Показалось, что кто-то ходит, – пояснила я свои действия.
– Здесь дорожки везде лежат, поэтому и кажется, – улыбнулась в ответ Марина. – На самом деле шагов-то не слышно, это, скорее всего, шум в палате.
Я рассеянно кивнула. Однако Ритина юбка, мелькнувшая в коридоре, никак не смахивала на шум в палате.
– А как зовут того больного, который написал жалобу, ты не знаешь? – спросила я, возвращаясь к прерванной теме.
– Нет, но на Жанниной карточке, что у директора хранится, должна быть запись. Ей тогда аж два пункта вкатили!
– Что такое пункты?
– Ну, это типа штрафов за провинности, – сделала какой-то неопределенный жест Марина. – Всего десять пунктов. Если ты набираешь десять, то тебя отчисляют.
– Скажи, пожалуйста, ты больше ничего не заметила подозрительного в клинике накануне происшествия? Я имею в виду вечер предыдущего дня.
Марина на некоторое время задумалась, а потом, для чего-то оглядевшись по сторонам, сказала:
– Ну, я видела, что секретарша директора, Рита, задержалась на работе… Она обычно раньше уходит. И я заметила ее возле учебной комнаты.
– Там, где хранились инструменты для практических занятий? – быстро спросила я.
– Да, – снова испугалась Марина. – Вы что, думаете, что…
Она запнулась на полуслове, вглядываясь в мое лицо.
– Спасибо за информацию, – я решила ограничиться краткой формулировкой. Потом, посмотрев на часы, добавила:
– Мне, пожалуй, пора.
– Пожалуйста, если что, заходите. – староста группы внезапно резко встала и исчезла за углом.
Я сидела не шелохнувшись. Вопросов совсем не убавилось, а как раз наоборот, только прибавилось.
В первую очередь я подумала над тем, почему Алевтина Викторовна не сказала ничего о дружбе Жанны и какого-то тяжелого больного по фамилии Зинченко? Просто забыла или специально скрыла? Если последнее, то какой в этом смысл?
Марина, видимо, права: Жанна, судя по всему, действительно ничего не делала просто так. Значит, надо непременно пообщаться с этим больным из реанимации, чтобы выяснить у него, чем же он привлек внимание Стрельцовой.
Другие соображения выглядели следующим образом: Алевтина Викторовна знала о том, что Жанна на занятиях заменит Свету. Это первое. И второе: Рита Костромина наверняка знала про жалобу, которая записана в карточке. Знала, но ничего мне не сказала! Почему? Она Жанну не любила, а значит, чисто по-женски не упустила бы возможности сказать о ней плохое. Это же явный минус Жанне. И она тоже знала о том, что произойдет замена Жанны на Свету. И вообще, за что Рита не любила Стрельцову? Они-то не должны были особенно пересекаться, Рита же не студентка! Жанна шантажировала и ее? Но чем? Что криминального она могла знать о Рите?