— В ПТУ? Как же Людмила Дмитриевна, с ее-то железным характером, допустила?
— А вот так! У нее в то время любовь большая случилось, она и махнула на сына рукой… Правда, когда Сашке пришла повестка в армию, подсуетилась, нашла человека в военкомате, дала ему взятку, и тот куда-то переложил Сашкины документы, то ли в папку с бумагами несовершеннолетних допризывников, то ли тех, кто имел право на отсрочку. В общем, о нем на целый год забыли… Ты, Петрович, поди, осуждаешь ее?
— Нисколько. Откровенно говоря, «голубым» в армии делать нечего. Они только всю дисциплину портят. Да и какой из Сашки солдат? Ему там совершенно делать нечего, разве что стенгазеты рисовать…
— Вот-вот! Людмила Дмитриевна понимала, что ее сыночек не создан для военной службы. Когда через год снова повестка пришла, она опять к тому же человеку из военкомата сунулась, а его там не оказалось. Уволился. А с другим договориться не получилось.
— Ну и как же она его отмазала?
— В больницу Саша положила с подозрением на холецистит. Диагноз не подтвердился, зато ему поставили другой — хронический бронхит. Правда, я не помню, чтобы он когда-нибудь кашлял. В общем, пока шел осенний набор, мальчик в больнице провалялся. Зима прошла спокойно, а весной — очередная повестка пришла.
— И что дальше было? — заинтересовался охранник. — Сашка снова в больницу лег?
— Нет, Людмиле Дмитриевне стало тогда не до сына, она как раз со вторым мужем разводилась. Они имущество делили, грязью друг друга в газетах поливали — читать противно было. Между нами говоря, Коновалов мне никогда не нравился. Жадный, склочный… Уж не знаю, что Людмила Дмитриевна в нем нашла.
— Никитична, ты не отвлекайся! Лучше скажи, как Сашка снова от армии откосил.
— Что, Петрович, профессиональный интерес разобрал?
— Типа того.
— Парень понял, что от матери помощи не дождешься, взял да уехал из Горовска, подрядившись церковь в Курлыкине восстанавливать. В дом из военкомата стали едва ли не каждый день приходить. Однажды даже с милицией посреди ночи явились Сашку в армию забирать, но, разумеется, не застали его. У матери спрашивают: где ваш сын? А та только руками разводит, мол, сама не знаю. Сказал, что уехал на заработки, а куда — неизвестно.
— Так что же, Людмила Дмитриевна на самом деле не знала, где ее сын?
— Знала, конечно, но молчала. До лета Сашка в Курлыкине проболтался, потом приехал домой на пару месяцев и снова уехал почти на год.
— Опять в Курлыкино?
— Точно не скажу, может, туда, а может, и в другое место. Он, конечно, наездами бывал в Горовске, причем не один, а все время с каким-то парнем, которого другом своим представил. Но я-то уже догадывалась, что тот не просто друг… Из военкомата периодически за Сашкой продолжали приходить, повестки ему слать, но безрезультатно, — вспоминала Никитична. — А потом Людмила Дмитриевна уехала в областной центр, снова вышла там замуж, у нее появились новые связи, и она капитально сына от армии отмазала. Больше его не беспокоят из военкомата.
— Понятно. А давно Саша из квартиры в этот дом переехал?
— Да уж года два. Мальчик хотел собственную мастерскую иметь, а в двухкомнатной квартире не больно-то развернешься, вот и переехал сюда. Людмила Дмитриевна сразу предложила мне работу, я и согласилась. Привыкла к ним обоим, да и деньги лишними не бывают. Вначале никакой охраны тут не было, но однажды к нам воры пытались залезть, соседские собаки залаяли и спугнули их. Сашка решил, что кто-то хотел украсть его картины, и потребовал, чтобы мать на охранника раскошелилась. Людмила Дмитриевна не соглашалась, но Сашка ее как-то уболтал. Первый охранник, как узнал, что хозяин мальчиков любит, сразу уволился, у второго, наоборот, любовь с Сашкой случилась, но недолгая… Потом еще один был, но какой-то непутевый, пил с утра до вечера. В общем, ты, Петрович, уже четвертый охранник. Тебе работа-то нравится? Увольняться не думаешь?
— Никитична, о чем ты говоришь? В мои пятьдесят семь уже никуда больше не возьмут.
— Ты совсем без выходных работаешь…
— Да разве это труд? Вот мы сидим с тобой, беседуем, чаи гоняем… Нет, я, конечно, на монитор смотреть не забываю, но это не то, что в ювелирном магазине, где я до того работал, там каждую секунду нужно было быть начеку.
— Там, наверное, платили больше?
— Больше. Но на что мне тратить деньги? Как моя Татьяна умерла, мне уже ничего не надо. Мы раньше с ней планировали — новую мебель купим, на море поедем, а потом она заболела, рак ее за полгода съел, и все планы в одночасье рухнули…
— Прости, Петрович, не хотела твою душевную рану бередить.
— Чего уж там, я мало-помалу привык к тому, что Татьяны больше нет.
— А что же, квартиру свою ты сдаешь?
— Нет, там сын с семьей живет… Все, Никитична, закругляемся, Саша возвращается.
Подойдя к окну, я приставила к глазам бинокль и увидела машину Ивченко. Охранник открыл ворота, и джип «КИА Соренто» въехал в гараж. Я снова села в кресло и стала анализировать только что подслушанный разговор прислуги. Оказалось, что не только семья Ивченко когда-то жила в одном подъезде с Тамарой Голубевой, но и Никитична. Пока Людмила Дмитриевна строила свою личную жизнь и карьеру, соседка принимала самое деятельное участие в воспитании Александра. Сама же мать только и знала, что ругала его да порола. Авторитарные замашки родительницы, естественно, ни к чему хорошему не привели. Парень все равно поступал так, как ему заблагорассудится. Его участие в восстановлении Воскресенского храма, о котором я прочитала в Интернете, теперь приобрело совсем другую окраску — это было не столько духовной потребностью художника, сколько его бегством от армии.
Мои мысли невольно переметнулись на список похищенного из квартиры Голубевой. В числе всего прочего там были старинные иконы, которые собирал муж Тамары Вахтанговны… Вряд ли сантехник Степанов мог представлять их истинную ценность, а вот Саша Ивченко, который вращается в среде художников и реставраторов, не только разбирается в иконах, но наверняка способен легко найти рынок сбыта.
Эх, поговорить бы с Никитичной с глазу на глаз! Она добрая женщина — встала на мою защиту, когда охранник «наехал» на меня. И не в меру болтливая — вон сколько всего сегодня Петровичу выложила. Или новый охранник так приглянулся домработнице, что она с ним разоткровенничалась под чаек? А Петрович человек въедливый, сразу понял, что я не та, за кого себя выдаю. Ему на глаза лучше второй раз не попадаться. Плохо, что он все время находится в доме, работает по двадцать четыре часа в сутки, причем без выходных.
Примерно через час после возвращения Александра домой около ворот особняка остановилась серебристая иномарка. Из нее вышел лысоватый мужчина среднего роста и нажал на кнопку домофона. После недолгих переговоров его впустили в дом.
— Ну что, Саша, разговор нам с тобой предстоит серьезный, — донесся до меня уже знакомый хриплый голос.