– Вы правы, у нас с этим напряженка. Наш центр открыли недавно, и он оборудован по последнему слову техники – я до сих пор поверить не могу, что это не сон и что я действительно могу пользоваться всеми благами современной медицинской техники! У нас есть пара-тройка направлений, и нам всегда нужны добровольцы. Только вот у вашей девушки, помимо лейкоза, есть серьезное осложнение в виде почечной недостаточности…
– Развившейся на фоне приема «Голудрола», – перебила я.
– Да, я что-то слышала об этом препарате, – пробормотала Оля, – но сама не сталкивалась ни с ним, ни с теми, кто его принимал. Я смотрю, врач слишком уж понадеялся на эту «панацею» и не провел ряд самых обычных мероприятий, связанных с этим диагнозом. К примеру, важной частью лечения могла бы стать трансплантация костного мозга, которую почему-то даже не рассматривали! При этой процедуре все продуцируемые клетки крови вначале разрушаются облучением, а затем новые клетки от подходящего донора вводятся в костный мозг со здоровыми клетками. Для предотвращения вторжения опухолевых клеток из костного мозга возможно проведение лучевой терапии… А эту пациентку здорово запустили. Любое лечение онкологии связано с убиванием иммунитета, а с таким диагнозом, как почечная недостаточность… Я имею в виду, сколько она еще протянет на собственных почках без пересадки?
– Но ты возьмешься? – с надеждой спросила я. Не люблю выдавливать из людей ответы, но судьба Марины на кону, а я дала слово сделать все возможное.
– А у меня есть выбор? – слабо улыбнулась Оля. – Везите вашу девочку, сделаем, что сумеем.
* * *
Единственным местом, где я могла надеяться отловить Толика, являлась его кафедра в медицинском университете. Туда-то я и отправилась, зная, что у него должна состояться предзащита – не может же он на нее не прийти?
Я опоздала и прокралась в аудиторию, стараясь производить как можно меньше шума. К счастью, дверь находилась наверху, и мне не пришлось проходить мимо кафедры – я просто устроилась в последнем ряду.
Толик говорил хорошо и гладко – он всегда умел четко излагать свои мысли и связывать слова в красивые, сложные предложения. В том, о чем он говорил, я разбираюсь слабо, поэтому не слишком вслушивалась в смысл, а внимательно разглядывала его, пытаясь понять, что мне не нравится. В целом, все выглядело нормально, но несколько настораживал замедленный темп речи оратора. Не то чтобы он растягивал слова, но время от времени как будто спотыкался о следующую мысль и делал паузу, которой явно не предполагалось в этом конкретном месте. Закончив, Толя поднял глаза и спросил, есть ли у кого-то вопросы. Присутствующие словно только этого и ждали, обрушив на кандидата целый шквал таковых. Поначалу Толик отлично справлялся, но вдруг замолк посреди предложения и огляделся, будто впервые понял, где находится. В его глазах застыло удивление. Он молчал, и народ начал смущенно переглядываться. Когда пауза стала превращаться в продолжительную тишину, поднялся грузный мужчина лет шестидесяти – видимо, научный руководитель Толи.
– Коллеги, – сказал он, – предлагаю перенести вопросы на следующий раз, потому что Анатолий Андреевич, кажется, переутомился!
Присутствующие согласно закивали и начали подниматься, а Толик все еще стоял около проектора, застыв, как мраморное изваяние. На его лице отсутствовало всякое выражение – я даже испугалась. Когда помещение опустело, грузный мужчина с неожиданной легкостью подлетел к кафедре.
– Ты что творишь, а?! – зашипел он, не замечая, что один человек в аудитории еще остался. – Так хорошо начал… Что с тобой, черт подери, Анатолий?!
Тот медленно повернул голову на звук – так слепой ищет источник раздражения, не имея возможности его видеть.
– Про… стите, Илья Борисович… – с трудом разжимая зубы, проговорил он. – Я… не знаю, что слу… чилось…
– Не знает он! – прорычал Илья Борисович. – Как будто ты не в курсе, каких трудов мне стоило протащить тебя через ученый совет – ну не хотели тебя пропускать, молодого «выскочку»… Плевать, что у тебя операций больше, чем у некоторых членов этого самого ученого совета, плевать, что мозгов… А, что говорить!
В сердцах махнув рукой, мужчина покинул аудиторию. Толик медленно вышел из-за кафедры и, дойдя до первого ряда амфитеатра, рухнул на сиденье, уронив голову на руки. Я решила, что настало время действовать.
– На чем ты сидишь?
Он вздрогнул и поднял глаза. В них застыло удивление, смешанное с ужасом. Я отнесла это на счет того, что парень испытал острое чувство стыда за то, что я стала свидетелем его неудачи.
– Анна Демьяновна, что вы здесь делаете? – с трудом выдавил он из себя вопрос.
– Проблема не в том, что я здесь делаю, а в том, что произошло с тобой.
– Я… я не знаю…
– Неправда, – возразила я. – Повторяю вопрос: на чем сидишь?
– Я вас не понима…
– Да все ты понимаешь! – разозлилась я. – Надеюсь, ничего «тяжелого»? Амфетамины?
Он ничего не ответил, но я и так понимала, что не ошибаюсь: все признаки указывали на то, что он принимает какие-то психостимуляторы.
– Марина сказала, что ты почти не спишь и тем не менее работаешь как одержимый, – продолжала давить я. – Она…
– Вы встречались с моей сестрой?!
– Я же обещала помочь. Но если ты подсел на наркоту, моя задача становится практически невыполнимой, понимаешь? Я не вчера родилась, Толик, поэтому у меня предложение: вываливай на стол все, что у тебя есть прямо сейчас!
– Ничего нет… – заупрямился он.
– Ты спалишь себе мозги! – перебила я. – На стол, я сказала!
Он нехотя полез в задний карман брюк. Движения были замедленными, как и речь, и стало очевидно, что я пришла не зря.
– «Сиднокарб», – прочитала я надпись на этикетке. – Так и знала!
– Что вы знали? Думаете, я продержался бы без него?!
– Думаю, если бы ты умерил свою гордость и амбиции и обратился за помощью, то еще как продержался бы! Знаешь, чего больше всего боится Марина? Потерять тебя, и я ее понимаю: если это, не дай бог, произойдет, девочка останется совсем одна, а в ее положении это равносильно смерти!
– Да я же для нее стараюсь!
– Черта с два! Амфетамины сначала оказывают положительный стимулирующий эффект, а потом наступает реверсивное состояние – и это не говоря о выработке зависимости. Ты, дружок, наркоман, и я искренне надеюсь, что нам удастся справиться с этим, минуя лечебное учреждение! Кто выписывает тебе рецепты?
– Имя вам ни о чем не скажет.
– Этому человеку, которого ты, несомненно, считаешь своим лучшим другом, в медицине делать нечего! И как давно ты подсел?
– Несколько недель…
– Врешь, – вздохнула я. – Больше двух месяцев?
Не сразу, но он кивнул. Удивительно, как Толе удалось продержаться так долго без последствий!