В восьмилетнем возрасте Анастасия осталась круглой сиротой, сначала от удара скончался отец, еще совсем молодой мужчина, а за ним через год, растаяв, как восковая свеча, ушла и мать.
– Правда, тетя.
– Она мне говорит, что все тихо! Дня не проходит, чтобы кого-нибудь из моих знакомых не убили… Ты знала генерала от артиллерии Гаврила Ивановича Ланского?
Анастасия тотчас представила высокого седого представительного мужчину. По семейным преданиям, когда-то он пытался ухаживать за маман.
– Конечно, я видела его совсем недавно…
– Больше не увидишь, – обрубила тетка. – Вчера какие-то солдаты затоптали его до смерти. Это у них называется самосуд, и никто не несет за это ответственности… Бог ты мой, здесь просто невозможно стало жить! А знаешь зубного врача Аристарха Глебова?
– Его тоже убили? – невольно ахнула Анастасия, вспомнив добродушного невысокого Аристарха Ксенофонтовича. Он всегда был настолько разговорчив, что мог заговорить самую острую зубную боль.
– Господь с тобой, – произнесла тетка. – Но ему тоже очень досталось. Ты представляешь, в его комнату пришли чекисты и изъяли все его золото! Бедный старик разорен и не знает, что делать! Если бы у него был револьвер, он наверняка застрелился бы.
– Надо жаловаться, – пожала плечами Анастасия.
– Ха-ха! – делано рассмеялась тетя Глафира. – Кому же ты предлагаешь жаловаться? Этому Ленину? Немецкому шпиону? Я как-то слышала его выступление, представь себе, он говорит, что богатые и жулики – две стороны одной медали. И ведь ни слова о том, что все имущество было накоплено многими поколениями! И все эти бесчинства они называют «красным террором»… Все это якобы в ответ на «белый террор». Только вот я никакого «белого террора» в глаза не видела, зато «красным» переполнены все улицы и переулки. Так что на улицу даже нос не покажешь… Вот я и сказала Аристарху Ксенофонтовичу, что пусть плюнет на все это золото. Будет жив, так еще наживет. Хорошо, что хоть сам уцелел, а то заарестовали бы, да и убили!
– Но ведь смертную казнь отменили.
– Не беспокойся, душенька, не сегодня так завтра введут. Сейчас только все об этом и говорят. Вот тогда и будет настоящий «красный террор», поверь мне! В буквальном смысле этого слова. Мы для них «классовые враги». В качестве наказания они лишают нас продовольственных карточек, выселяют из города, печатают наши фамилии в своих большевистских газетах как «врагов народа»… Попомни мое слово, дальше начнут расстреливать. Так что недолго ждать! Кстати, я и твою фамилию прочитала в «Губернских ведомостях».
– Не может быть! – невольно воскликнула Анастасия. – Я ведь ничего такого не делала.
– А ты думаешь, другие что-то делали? Все они – милейшие образованнейшие люди, а их называют «врагами народа»! Полюбуйся, если не веришь! – Тетка вытащила из сумочки газету и протянула ее Анастасии. – Твоя фамилия самая первая.
Княгиня взяла газету и, не веря своим глазам, прочитала:
«Комитет народной борьбы с контрреволюцией объявляет врагами народа, врагами социализма, врагами трудящихся:
1. Анастасия Федоровна Раевская, княгиня.
2. Петр Васильевич Герасимов, генерал от инфантерии… – Дальше шло перечисление фамилий на целых две страницы. – Они лишаются пайка и гражданских прав…»
– Боже ты мой, – ахнула Анастасия. – Даже не знаю, что и сказать…
– Душенька моя, Настенька, а не нужно ничего говорить, и так все ясно. Нужно просто бежать отсюда! Бежать как можно скорее, потому что завтра может быть уже поздно!
– И куда бежать? – нахмурилась Анастасия.
– А куда сейчас все бегут? В Китай, в Австро-Венгрию, в Германию, во Францию… да куда угодно, только подальше от большевиков! Можно перебраться к моей кузине в Англию.
– Тетушка…
– Ты меня должна послушать, – строго заговорила тетя Глафира, – я у тебя вместо матушки осталась.
Тревожное чувство усилилось. Возникло ощущение серьезной надвигающейся беды. Скверно, что не оставалось никаких сил, чтобы хоть как-то противостоять накатившему наваждению. Вспомнился мужчина в кожаной куртке, от его взгляда, брошенного в ее сторону, хотелось укрыться. Она невольно передернула плечами.
– Но как же здесь все оставить? Тут квартира, имение, деньги в банке, есть фамильные драгоценности…
– Милочка ты моя, – скорбно вздохнула тетка. – О каких драгоценностях ты говоришь? Тут о себе надо бы подумать, иначе завтра уже будет не до них. Ничего, главное, как-нибудь перебраться в безопасное место и подальше от большевиков, а уж там с голоду не умрем. Руки-ноги имеются, не пропадем! В поварихи пойдем, обшивать будем, а без работы не останемся. Ты ведь, кажется, на Александровских курсах швейное дело изучала?
– Была лучшей ученицей, – невольно вырвалось у Анастасии.
– Ну, вот видишь, значит, и там не пропадешь. Наберешь заказов, а потом люди сами станут к тебе приходить. А что касается драгоценностей, – заговорила тетка Глафира потише, – надо просто уметь прятать. Не надо на себя надевать собольи шубы да перстни с бриллиантами. Никаких роскошных платьев. А бриллианты под лиф спрячь, а то и в рейтузы… А ты не смейся, милочка, я знаю, о чем говорю, – строго произнесла тетка. – Сейчас все так делают, кто похитрее. На таможне обращают внимание на тех, кто побогаче одет – в соболях да в песцах, а на простой люд они внимания не обращают. Вот ты и оденься мещанкой, а ежели спрашивать начнут, скажешь, что ты горничная, со своей хозяйкой едешь, они и отстанут! – Тетка вновь горестно покачала головой. – Ой, девонька, бежать, бежать нужно, пока совсем скверно не сделалось. Я что пришла-то… Послезавтра в десять часов вечера поезд на Берлин уходит. Я на тебя и на Варвару билеты заказала.
– Может, еще повременить?
– Уверяю тебя, милая, лучше уже не будет. Хуже – да! Даже не представляешь, чего мне это стоило, – вздохнула тетка. – Ты мне все про фамильные драгоценности говоришь, а мне пришлось бриллиантовую заколку отдать, которую мне Мария Федоровна подарила, когда я у нее фрейлиной служила… Ладно, душечка, пойду, – поднялась тетка. – Мне в дорогу нужно готовиться, да и тебе советую не откладывать.
– Вас проводить? – спросила Анастасия.
– Ничего, как-нибудь сама доберусь, – отвечала женщина. – Кому я, старая, нужна? Повяжусь в черный платок и пойду. А ты чего улыбаешься? – нахмурилась Глафира. – Приходится хитрить. Не надевать же мне соболью шубу? Сейчас такое время, что шубу вместе с головой снимут… А ты за Варенькой последи, девочка замечательная растет.
Шумно вздохнув, княгиня ушла.
Оставшись в одиночестве, Анастасия подошла к окну и тотчас отшатнулась в глубину комнаты: напротив дома стоял тот же чекист в кожаной куртке, которого она повстречала на Староконюшенном переулке с час назад, и пристально всматривался в окна дома.
– Что же теперь будет?