Со стороны водительского кресла вышел Упырь, следом, несколько вальяжно, что соответствовало его габаритной фигуре, выбрался Кент. Еще через несколько секунд в дверь прозвучал звонок.
– Проходите, – открыв дверь, предложил Алексей Павлович.
Тот, кто дал Григорию погоняло Упырь, был весьма наблюдательным и остроумным человеком. Кожа на лице Гриши была темная, а в глубокие поры темной грязью въелись многочисленные прыщи. Что-то отталкивающее было в его облике. Человека с такой физиономией несложно было представить выползающим из глубокой могильной ямы. Держался он всегда добродушно, смотрел на окружающих с веселой улыбкой, но Алексея Павловича всякий раз передергивало от мысли, что эта широкая улыбка напоминала оскал черепа.
Кент в противоположность Упырю даже в самых развеселых ситуациях оставался серьезным, если не сказать, что угрюмым. Даже если улыбался, то невольно возникало ощущение, что делает он это по необходимости. А держался таким образом, словно делал одолжение целому свету.
– Ноги вытрите, – строго наказал Таранников.
В предупреждении не было особой необходимости, Иннокентий и так уже толкался на цветастом коврике дольше обычного, но следовало подчеркнуть хозяйскую роль, а вместе с ней расставить приоритеты.
Прошли в комнату, где еще совсем недавно был Влад Лозовский.
– Располагайтесь, – махнул Алексей Павлович на свободные стулья и терпеливо проследил за тем, как сподручные устроились рядком.
Он невольно обратил внимание на то, что в этот раз оба были в галстуках, завязанных большим узлом – определенная заявка на некоторый изыск, – и в шикарных костюмах, явно приобретенных не на толкучке. Однако даже представительный прикид выдавал их узколобое мышление. Если бы Кощей в свое время не подобрал их с улицы, работали бы они сейчас где-нибудь грузчиками в сельскохозяйственном магазине.
– Чего такой угрюмый? – весело спросил Алексей Павлович у Иннокентия.
– А чему радоваться? Я тут тачку перегонял, а в меня одна коза врезалась…
– Деньги отдали? – по-деловому полюбопытствовал Таранников.
– Пока еще нет… Братан ее приехал. Ручался за нее, говорил, что все отдаст копейка в копейку, даже права свои отдал. Не знаю, как он без них теперь колесит…
– Ладно, значит, никуда не денется… Взгляните на эти фотографии, – положил он на стол снимки яйца Фаберже, сделанные под разными ракурсами.
Упырь тотчас поднял пачку фотографий и бегло просмотрел снимки. Его душу, загубленную бесконечными столкновениями с братвой, мог взволновать только чемодан с долларами. С безразличным видом он передал фотографии Кенту, сидевшему молча. Брови Кеши удивленно дрогнули, едва он взглянул на первый снимок. Алексей Павлович не удержался от улыбки – уже хорошо! Наверняка в детстве заботливая мама водила его в Третьяковскую галерею, прививая вкус к прекрасному. И вот откуда-то из глубины души эстетическое семя дало первый росток. Вторую фотографию Иннокентий рассматривал более внимательно, обращая внимание на драгоценные камушки в основании яйца. Одобрительно хмыкнул, когда его взгляд упал на крупные рубины (в драгоценностях он кое-что соображал). Осмотрев последнюю фотографию, аккуратно положил снимки на край стола.
– Итак… Что это такое, как вы думаете?
– Я не силен в искусстве, – честно признался Кент. – Но, похоже, что это яйцо Фаберже.
Фамилию великого ювелира слышал даже Упырь. Черные глазенки вспыхнули азартом.
– Ого! Такая вещь, наверное, стоит больших бабок.
Таранников едва улыбнулся: с арифметикой у парня все было в порядке. Попади он в свое время в руки толкового математика, из него мог выйти второй Лобачевский.
– Больших…
– И сколько?
– Полагаю, что миллионов двадцать зелеными.
– Нехило! И у кого такое богатство? – живо поинтересовался Упырь.
– Этот человек проживает на проспекте Энтузиастов, двадцать первый дом. Зовут Владлен Лозовский. Присмотритесь к нему. Узнайте, чем он занимается, а потом подъезжайте ко мне и все расскажите.
* * *
Нужный адрес отыскали быстро. Дом стоял на пересечении двух дорог, одна из которых была магистральная и громыхала шумом проезжавших автомобилей, а вот вторая улица оказалась тихой, напрочь лишенной транспорта. Заехали во двор и определили подъезд, в котором проживал Владлен Лозовский.
– Как он хоть выглядит? – спросил Упырь.
– А хрен его знает, – невесело отозвался Кент.
– Давай не будем играть в шпионов. Сделаем вот что: ты позвонишь в его квартиру под каким-нибудь предлогом и посмотришь на него.
– А ты где будешь?
– Я буду стоять где-нибудь на лестничной площадке и тоже за ним понаблюдаю.
– Договорились.
Поднялись на восьмой этаж, где проживал Владлен Лозовский. Упырь, поотстав на полпролета, остался у лестничного окна, а Кент уверенно позвонил в дверь. Через минуту дверь открылась, и в проеме он увидел человека, отдавшего ему в залог права.
– Послушай, – возмущенно заговорил Владлен. – Мы так с тобой не договаривались! Время еще не вышло. Чего на меня давить, я же сказал, что рассчитаюсь полностью!
Иннокентий старался выглядеть невозмутимо.
– Ты не кипятись, я просто хотел тебе напомнить, чтобы ты поторопился. У тебя осталось пять дней.
– Я это знаю не хуже тебя. Напомнил?.. А теперь дай мне пожить спокойно. И без тебя проблем выше крыши.
– Ты бы замок сменил, – хмыкнув, показал Иннокентий на расщепленную дверь. – А то, не ровен час, ограбят. Ну будь! – потопал он вниз по лестнице.
– Откуда ты его знаешь? – спросил Григорий, когда они вышли на улицу.
– Это тот самый парень, чья сестра разбила мне машину.
– Да ты что?! Ну, теперь он от нас никуда не денется!
– Это уж точно. – Вытащив телефон, он набрал номер Таранникова: – Алексей Павлович?
– Слушаю.
– Я знаю этого человечка. Это брат той самой козы, что разбила мою машину.
– Вот как? – удивился Кощей. – В какой-то степени задача облегчается. Парень ты серьезный, шуток не любишь, а значит, договориться с ним будет легче… А теперь давайте езжайте ко мне.
1916 год
Скорбная весть о смерти Григория Распутина застала Анастасию Раевскую по дороге в Петроград. На одном из небольших перегонов в тамбур заскочил мальчишка лет пятнадцати и, размахивая свежей газетой, звонко прокричал:
– Убийство Распутина! Кому это выгодно? Господа, покупайте газету «Московский листок»! Самые последние новости!
В какой-то момент Раевская поняла, что лишилась сил. Ноги вдруг отказались слушаться, и она опустилась на полку. Прошло несколько минут, каждая из которых была длиною в вечность, прежде чем к ней вернулись прежние силы и способность мыслить. Княгиня поднялась, прошла по коридору и обратилась к постреленку, продававшему газеты: