Book.

— Не лучше ли нам помирить этих двух господ, нежели позволить им убить друг друга?

— Сударь, — отвечает Можерон, — я пришел сюда не рукоделием заниматься, а сражаться.

— И с кем же? — спрашивает Риберак.

— С вами, если быть точным.

Они тотчас же схватились и прокололи друг друга насквозь. Тем временем Шомберг и Ливаро обменялись ударами шпаг, в результате чего Шомберг погиб на месте, а Ливаро получил рану в лицо.

Келюс был смертельно ранен, а его противник получил сквозной укол шпагой. Таким образом, поединок один на один закончился смертью четырех человек, еще двое были тяжко изувечены. Какие бы обвинения ни выдвигались против тогдашних французских дуэлянтов, нельзя было заявить, что их намерения были недостаточно серьезными. В период правления Генриха IV дуэли достигли своего апогея. По некоторым данным, за это время в поединках погибло более четырех тысяч дворян.

Историк Шавалье пишет, что только в городе Лимузене на протяжении семи месяцев было убито сто двадцать человек. Малейшее расхождение во взглядах вело к поединку. К тому времени в самой полной мере относится замечание Монтескье, что окажись трое французов в ливийской пустыне, двое мгновенно послали бы друг другу вызовы, а третий тотчас бы сделался секундантом.

Вызываемый на поединок порой очень странным образом использовал свое право выбора оружия и условий проведения дуэли. Так, человек очень маленького роста настоял, чтобы его противник исполинского сложения надел стоячий воротник, утыканный шипами. Таким образом, он почти не мог бы двигать шеей, и ему было бы трудно уследить за своим низкорослым соперником. Другой дуэлянт добился того, чтобы вызывавший его был в кирасе с небольшим отверстием прямо над сердцем, поскольку ему особенно удавался именно такой выпад. Какими бы нелепыми ни были выдвигаемые условия, они, по крайней мере, давали вызываемой стороне некоторые преимущества; более того, становилось гораздо трудней втянуть человека в ссору.

Иногда находились люди, имевшие достаточно мужества, чтобы отклонить вызов. Некто де Рейи, армейский офицер, привел в качестве аргументов своего отказа цитаты из Библии и свода законов Империи. Однако его противник, полностью уверенный, что имеет дело с отъявленным трусом, вместе с сообщником подкараулил его на улице и предательски напал из‑за угла. Молодой офицер не спасовал и заколол их обоих, силой доказав свое право не ввязываться в конфликты.

Лорд Герберт Чербери, английский посол при дворе Людовика XIII, сам будучи известным дуэлянтом, оставил немало интересных свидетельств тому, какой славой и почетом пользовалось бретерство во французских аристократических кругах. Он писал: «Все было готово к началу бала, все стояли на своих местах. Я находился рядом с королевой, ожидая, когда танцоры начнут первый тур, как вдруг раздался стук в дверь, стук слишком громкий для подобной церемонии. Вошел мужчина, и я отчетливо помню, как среди фрейлин и дам пронесся шепот: «Это мсье Балаги». Я наблюдал, как придворные и в особенности дамы наперебой приглашали его присесть рядом с ними. Более того, когда он пребывал в обществе одной дамы, другая говорила: «С вас уже довольно, милочка, позвольте же и мне переговорить с ним». Я был поражен столь язвительной и вызывающей вежливостью, однако еще более я был удивлен тем, что этого человека едва ли можно было счесть привлекательным. Его волосы, подстриженные очень коротко, были сильно тронуты сединой, его камзол был чуть ли не из мешковины, а кюлоты — из простой серой ткани.

Этьен Берн-Белькур. На дуэле

Разговорившись с соседями, я узнал, что это один из храбрейших людей на свете, поскольку он уложил восьмерых или даже девятерых в одной схватке; и именно поэтому он пользовался таким успехом у дам. Француженки обожают бравых мужчин, полагая, что ни с кем другим их добродетель не будет в большей безопасности». Чуть позже мы обнаруживаем, что лорд Герберт сам искал случая затеять ссору с этим Балаги, однако его попытки не увенчались успехом. Тем не менее нарисованный лордом Чербери портрет мрачного дуэлянта, вращающегося среди разодетых придворных, весьма красноречив.

К той же эпохе принадлежит и некий де Бутевилль, прославившийся своими бесконечными дуэлями и совершенно невообразимого размера усами. «Вы все еще думаете о жизни?» — спросил его епископ Нантский, когда того вели к виселице, которая давно стенала по нему. «Я думаю только о своих усах — лучших во всей Франции!» — отвечал шедший на смерть головорез.

Людовик XIV пытался, и небезуспешно, покончить с этим порочным и вредящим престолу обычаем. Его далеко шедшие планы могли быть реализованы только ценой крови подданных короны, и он искренне скорбел по всем павшим, кроме тех, что были убиты на дуэлях. На самом же деле за все его долгое правление для «благородных клинков» нашлось столько работы за пределами Франции, что даже самые отчаянные храбрецы не могли пожаловаться на неутоленную жажду опасности и приключений.

И все же, несмотря на указы и суровые кары, дуэли по — прежнему цвели пышным цветом. Даже миролюбивый Лафонтен вызывает драгунского капитана за то, что тот слишком часто наведывается к его жене. Затем, в момент раскаяния, он вновь посылает ему вызов, поскольку тот совсем оставляет его супругу своим вниманием. Или же доблестный одноногий маркиз де Риво, получив вызов от некоего Мадальона, посылает сопернику комплект хирургических инструментов, тем самым намекая, что примет вызов, когда тот окажется с маркизом на равных — на одной ноге.

Во время беспутного правления Людовика XV дуэли становятся чуть ли не забавой знати. Шпаги звенят прямо в окрестностях дворца или в полуденный час в садах на набережной Тюильри. Финансисты посягают на исконные привилегии «благородного сословия», и некто Скочман Лоу, родом с Миссисипи, владеет клинком не хуже, чем конторскими счетами. Самые завзятые дуэлянты и бретеры — герцог де Ришелье, графы дю Виган, Сент — Эвремон и Сен — Фуа. Последний отличался не только грубостью и жестокостью, но и своеобразным чувством юмора. Однажды он получил вызов от некоего дворянина, которого спросил, отчего тот испускал «недостойный аромат». Сен — Фуа, вопреки обыкновению, вызова не принял. «Если вы меня заколете, то не станете пахнуть лучше, — заявил он. — Если же я вас заколю, то вы завоняете гораздо хуже».

Недолгое и трагичное правление Людовика XVI ознаменовано появлением по крайней мере двух выдающихся дуэлянтов: «шевалье в юбке» Шарля де Эона и мулата Сент — Джорджа. Де Эон умер в Лондоне в 1810 году, и хотя не было никаких сомнений по поводу его «половой принадлежности», ни его современники, ни историки не смогли представить убедительных доказательств, почему он почти четверть века одевался в женское платье. Мулат Сент — Джордж очень быстро сделался лучшим фехтовальщиком и стрелком и подтвердил свою репутацию во многих поединках. Несмотря на славу дуэлянта, он слыл весьма покладистым человеком и избегал ссор, насколько это было возможно. Одним из самых известных случаев является следующий. Как-то Сент — Джордж, занимавший место в партере, сделал замечание маркизу де Тентеньяку, что тот сидит слишком близко к кулисам. Аристократ воспринял это как личное оскорбление. «Дамы и господа! — заявил он. — Завтра будет дана пьеса «Укрощение строптивого партера» в стольких актах, сколь того пожелает публика. Автор — маркиз де Тентеньяк». На этот воинственный вызов аристократа все сидевшие в партере не обратили ни малейшего внимания.