— Этого не может быть! — неистово вскричал он. — Подумайте сами, сэр! Это же бесчестие, крах! Где я смогу показаться, если буду исключен из клуба? Мне даже на улицу будет не выйти! Пересмотрите решение, сэр, отмените его!

— Сэр Джон Хоукер, мы можем лишь адресовать вас к параграфу девятнадцатому устава. Он гласит: в случае если кто-либо из членов клуба будет уличен в действиях или поведении, недостойных лица благородного звания, и вышеназванное деяние будет установлено и подтверждено единодушным согласным мнением совета, вышеозначенный член клуба подлежит исключению без права обжалования решения.

— Господа! — взмолился сэр Джон. — Умоляю вас не быть столь поспешными и опрометчивыми в своем решении! Вы выслушали показания мошенника — букмекера и какой‑то подавальщицы! Разве этого достаточно, чтобы погубить жизнь джентльмена? Я погиб, если вы так поступите!

— Дело рассмотрено, и решение по нему вступило в силу. Извольте справиться с девятнадцатым параграфом.

— Ваша светлость, вы не знаете, что это будет для меня значить. Как мне жить? Куда мне идти? Прежде я никогда не просил человеческой милости или снисхождения. Но сейчас прошу. Я умоляю вас, господа! Пересмотрите свое решение!

— Параграф девятнадцатый.

— Это крах. Говорю вам — позор и крах!

— Параграф девятнадцатый.

— Позвольте мне уйти самому. Не исключайте меня.

— Параграф девятнадцатый.

Питер Ван Штеенвик. Аллегорический натюрморт

Все было тщетно, и Хоукер знал это. Он шагнул прямо к столу.

— Будь прокляты ваши параграфы! Будьте прокляты вы, безмозглые болтуны и фаты! Будьте вы все прокляты — вы, Ванделер, и вы, Пойнтц, и вы, Скотт, старый маразматик, игрок — аскет, живущий на сухарях и воде! Вы кровавыми слезами вспомните день, когда опозорили меня! Вы еще ответите за это — каждый из вас! Все до единого! Я отомщу, клянусь Богом! Начну с вас, Рафтон. Одного за другим я скошу вас, словно сорную траву! На каждого отолью пулю! С личным номером!

— Сэр Джон Хоукер, — невозмутимо ответил герцог. — Посещать этот клуб имеют право только его члены. Позвольте попросить вас удалиться.

— А если я откажусь? Что тогда? Герцог повернулся к генералу Скотту.

— Попросите слуг из общего зала пройти сюда.

— Ладно! Я уйду! — взревел Хоукер. — Я не позволю вышвырнуть себя на посмешище всей Джермин — стрит. Но вы обо мне еще услышите, господа. Вы меня еще вспомните! Мерзавцы! Негодяи и подлецы!

Именно так, сквернословя и топая ногами, размахивая огромными кулаками, «Дьявол» Хоукер навсегда исчез из клуба «Уотиерс» и из светской жизни Лондона.

Это было начало конца. Тщетно он посылал дерзкие вызовы членам совета. Сэр Джон сделался изгоем, парией, и никто не осмеливался запятнать себя общением с ним. Напрасно Хоукер пытался напасть на сэра Чарльза Бенбери у входа в отель «Лиммерс». Наемные молодчики выследили «Дьявола» и в отместку за это избили его до полусмерти. Даже букмекеры не хотели иметь с ним дела и предупредили его, чтобы он и близко не подходил к ипподрому. Хоукер опускался все ниже и ниже, утешаясь и взбадриваясь вином, пока не превратился в жалкое, до синевы испитое подобие того, кем когда-то был сэр Джон Хоукер.

И наконец, однажды утром в его апартаментах на Чарльз — стрит дуэльный пистолет, столь часто служивший ему орудием мщения, сделался для него орудием избавления от земной юдоли. Сэра Джона нашли мертвым только на следующий день, и лицо его, ужасное даже после смерти, чернело на пропитанной кровью подушке.

Так положите же портрет обратно в стопку. Лучше повесьте на стену гравюру с изображением простоватого Тома Крибба или даже женоподобного, изнеженного щеголя Браммелла. Но «Дьявол» Хоукер никогда никому не принес счастья — ни при жизни, ни после смерти. Оставьте же его там, где ему самое место — в старой пыльной лавке на Друри Лейн.

ПОВЕЗЛО
РАССКАЗ ЮНГИ

Есть ли в природе что-нибудь более прекрасное и грандиозное, чем вид на бескрайний океан, над которым дует легкий ветерок, а солнце сверкает на длинных зеленых горах волн с белоснежными пенными шапками? Редкое сердце не обрадуется их веселому плеску, когда они с грохотом обрушиваются на берег. Однако иногда этот великан сердится, тяжко дыша и высоко вздымая свою могучую грудь. Все те, включая меня, кого швыряло и бросало по темным водам в непроглядном мраке ночи, когда огромные валы, подгоняемые ураганным ветром, яростно захлестывают утлое суденышко, уже никогда не посмотрят на море другими глазами. Каким бы мирным оно ни казалось, они всегда будут видеть в нем злобного демона, таящегося под на первый взгляд безмятежными водами. Каждый моряк знает, что это дикое чудовище с коварным, непредсказуемым нравом, обладающее неизмеримой силой.

За все те долгие годы, проведенные мною в море, я один- единственный раз оказался в полной власти этого взбесившегося гиганта. В тот роковой день обстоятельства сложились таким образом, что под угрозой оказалась не только моя жизнь. Я решил с наибольшей краткостью и точностью описать случившееся со мной приключение, имевшее удивительные последствия.

В 1861 году мне исполнилось четырнадцать лет, и я толь ко что вернулся из своего первого плавания на лайнере «Парагвай», одном из лучших судов, ходивших по трансатлантической линии, где я служил юнгой. По прибытии в Ливерпуль наш корабль был поставлен на ремонт на целый месяц, так что я отправился в отпуск, чтобы навестить свою семью, которая жила на севере в районе реки Клайд. Я поспешил туда с гордостью и нетерпением мальчишки, впервые побывавшего заграницей, и встретил самый теплый и радушный прием со стороны родителей и моей единственной сестры. Для молодого человека, нежно любящего своих родных, нет большего праздника, чем вернуться в отчий дом после долгой разлуки.

Семейство мое обитало в небольшой деревне под названием Рад- мор, расположенной в одном из красивейший уголков на берегу Клайда. Именно тамошняя дивная природа и близость к реке окончательно убедили моего отца его решении купить в тех краях небольшой дом. Наши «владения» простирались до самой реки и включали в себя маленькую деревянную пристань. Рядом с ней стояла на якоре легкая яхта, принадлежавшая прежнему владельцу и купленная вместе с домом и землей. Это был изящный клипер водоизмещением примерно три тонны, и глаза мои сразу загорелись, когда я увидел его. Я тут же решил, что непременно испытаю его мореходные качества.