Book.

— Все без толку, Хелен, — пробурчал он. — Я не могу ничего нарисовать, пока не получу заказ.

Владислав Чахорский. Собираясь на бал

— Но как же ты сможешь получить заказ, если ты не показываешь людям свою работу? Нарисуй меня, Джон, и повесь миниатюру в рамке на входной двери.

— Я хочу написать что-нибудь приятное и красивое, — раздраженно парировал он.

Она весело рассмеялась.

— Тогда нарисуй меня такой, какой ты меня запомнил в нашу первую встречу, — предложила она.

— С тех пор ты сильно изменилась.

— Даже если это и так, тебе, Джон, неплохо бы знать, что именно так меня изменило. Все эти двадцать лет жизнь не очень-то меня баловала.

— Ну, я не знаю, что еще надо сделать. Я вот нацепил эту ленту, чтобы угодить тебе.

— Ах, Джон, дорогой, ты бросил пить, и да хранит тебя Господь.

— Вот уже полгода ни капли.

— И разве тебе стало не лучше жить в здравии и счастье? Я всегда знала, что будет именно так, если ты уйдешь из конторы и от этих клерков. Теперь ты не мелкий служащий, ты — художник.

— Да, но сидя в конторе, я зарабатывал деньги, а как художник не заработал ни пенса. Не знаю, выиграл я или проиграл.

— Ах, дорогой, я лучше стану жить впроголодь, лишь бы ты не пил. Кроме того, я достаточно зарабатываю, чтобы продержаться, пока ты не найдешь пару — тройку клиентов.

— Лентяи, сиднем сидят и не пошевелятся!

— Верно, сиднем сидят. Но тебе надо самому идти к ним, иначе они никогда не придут к тебе. Вот, к примеру, сегодня я услышала разговор двух дам на улице, присоединилась к нему и в результате получила работу на десять фунтов.

— Правда?

— Да, нынче утром. Все расходы составят фунтов пять — шесть, так что четыре фунта чистой прибыли.

Она достала из кармана ключ, открыла ящик приставного стола, достала оттуда жестяную коробочку, которую отперла другим ключом.

— Здесь у нас пятнадцать фунтов, — сказала она, высыпав на ладонь горстку золотых монет. — Как только их станет двадцать, думаю, мы сможем нанять еще одну помощницу.

Ее муж с завистью посмотрел на деньги.

— Как же несправедливо, что ты прячешь деньги, а у меня в карманах нет даже полкроны, — с горечью промолвил он.

— Джон, я не хочу, чтобы ты ходил с пустыми карманами, но шести пенсов тебе вполне достаточно. Деньги только вводят тебя в искушение.

— Ну, в любом случае главой семьи должен быть я. Отдай-ка мне ключ, и я стану главным казначеем.

— Нет — нет, Джон. Все это заработала я, я и буду распоряжаться деньгами. Что нужно — я тебе куплю, но к своим сбережениям я тебя не допущу.

— Ничего себе дела! — рявкнул он, вернувшись к своей росписи.

Хелен тем временем тщательно заперла свои сокровища и вернулась в мастерскую. Едва за ней закрылась дверь, как Джон вскочил на ноги, ринулся к столику и пару раз яростно дернул за ручку ящика. Однако замок не поддавался, так что он подавленно вернулся на свое место, проклиная жизнь, жену, краски и миниатюры.

Во второй половине дня миссис Рейби съездила на Палас Гарденз, сняла с заказчицы мерки и со всей силой и решительностью принялась за работу. Был четверг, так что у нее оставалось всего два с половиной дня. Но она обещала успеть к сроку и привыкла держать слово, чего бы то ни стоило. В субботу утром — первая примерка, а в понедельник к десяти утра полностью готовое платье должно быть доставлено заказчице. Хелен принялась кроить и сшивать, мастерить стоячий воротник и приделывать его на живую нитку, метать петли и равнять кайму. Работа заканчивалась за полночь и возобновлялась на рассвете, пока к концу второго дня дюжина разрозненных кусков материи не сошлась, словно мозаика, в единое целое. Все эти квадраты, треугольники, длинные полосы спереди и по бокам — все, что мужскому глазу представлялось бы никчемными обрезками, превратилось в изящное, изысканное платье, которого только может пожелать женская душа, пусть и сметанное на живую нитку, но уже приобретшее свою окончательную форму. В таком виде Хелен отвезла его на Палас Гарденз, провела первую примерку и вернулась домой, чтобы закончить работу. К полуночи платье было готово, и все воскресенье оно провисело в мастерской на плечиках — распялках, поражая своей красотой и элегантностью. Хозяйка дома, исполненная гордости, то и дело забегала в швейную, чтобы в который раз полюбоваться своим творением, уговаривая мужа посмотреть на ее шедевр и разделить ее восхищение.

Джон почти с самого начала их совместной жизни оказался горе — помощником. Работая клерком в фирме по оптовой торговле какао, он многие годы получал около трех фунтов в неделю, но из этих трех дай Бог один доставался его жене, которая вечно высчитывала, экономила, работала по дому и вела хозяйство с тем упорством и терпением, на которые способна лишь истинно преданная и любящая женщина. В конце концов она открыла свою маленькую швейную мастерскую и сделалась независимой от него, точнее сказать, сделала его зависимым от себя. Многолетнее, тщательно скрываемое пьянство Джона однажды закончилось буйным приступом белой горячки, который не остался без внимания владельцев фирмы и привел к его мгновенному и позорному увольнению. Однако в глазах его жены оно не явилось каким-то несчастьем или катастрофой. Она давным — давно решила, что на его слабохарактерную натуру никак нельзя повлиять до тех пор, пока его всюду окружают искушения. Теперь, наконец, он оказался в полной ее власти. Необходимо было найти ему какое-нибудь занятие, которое удерживало бы его под ее влиянием и контролем. Во всех его невзгодах она всегда винила других, а не его. Ее глаза словно не видели жалкую, опустившуюся развалину, они помнили лишь темноволосого застенчивого парня, двадцать лет назад сказавшего, что любит ее больше жизни. Если она сможет оградить его от дурного влияния, все будет просто замечательно. Она обратила весь свой ум и волю, чтобы добиться этого. У Джона давно замечалась склонность к искусству, так что она купила ему краски, бумагу, холсты и все остальное, что нужно художнику. Она умоляла его и ругалась с ним, пока он не стал носить синюю ленту, и целых полгода она ограждала его от опасностей, противостоя всему дурному и поощряя то немногое, что казалось благим, подобно заботливому садовнику, ухаживающему за больным растением. И теперь, похоже, ее старания оказались вознаграждены. Ее муж отказался от своего пагубного пристрастия. Она накопила небольшую сумму и вскоре увеличит свои сбережения. Возможно, она наймет вторую помощницу и даже потратит несколько фунтов на рекламу. Когда в воскресенье вечером она в последний раз зашла в мастерскую, держа лампу в нывшей от работы руке, чтобы полюбоваться на дивный оттенок ткани и изящные линии платья, ей казалось, что долгая, изнурительная борьба подходит к концу и что после длительного ненастья все же выглянет солнце.