Она сердито хлопнула балконной дверью. Задернула штору, покосилась на второй день молчавший телефон и пошла в кухню. Нет, телефон, конечно же, не совсем молчал. Звонил Володин, с упоением болтал о чем-то, на ее взгляд, смешном и ненужном. Но она не перебивала, слушала, улыбалась, понимая, что он изо всех сил старается ей понравиться. Звонила Ирка, хвалилась новым приобретением – приобрела по случаю себе мальчика тридцати двух лет, красивого, работающего, но бездомного, с видом на ее жилплощадь и, что самое главное – на ее койку. Ирка все понимала, но упивалась временным счастьем.
Но вот Игорек не звонил. Мобильный был отключен. В школе он был, точно был. Но, кажется, прилагал невероятные усилия, чтобы с ней не встретиться. Не врываться же ей на чужой урок, в самом деле!
Аня прошла по квартире. Поерзала пальцами по мебели в поисках пыли. Пыли не было, она вчера протерла все. С ума сойти! Осталось перегладить уже выстиранное и высушенное белье. Заново убрать квартиру. Еще раз проверить тетради, начать цепляться к мелочам, снижать оценки. Не простят, ей-богу, не простят ребята. Даже скидки не сделают на ее тяжелое душевное состояние. Снова приготовить что-то и снова выбросить все в мусорное ведро через пару дней.
Обещал прийти Володин. Но нетвердо обещал, без уверенности. Она уже начала понимать все прелести его полицейских будней. Иногда жалела. Иногда недоумевала: почему не уйти? Тут же одергивала себя: а сама почему не бежит из школы? Ведь выть же порой хочется. А продолжает работать. Почему? Да потому, что больше она ничего не умеет! Ничего! Только учить…
Она задыхалась, томилась в квартире, за один день успевшей прожариться на солнце и сделавшейся душной. Может, в кино сходить? А что? В глаза ей никто не плюнет, если она пойдет туда одна. Убьет время и немного развеется.
Аня собиралась очень долго. Перебрала все вещи, половину убрала в шкаф, еще часть рассовала по пакетам, чтобы отнести на свалку – никуда не годилось. Из того, что уцелело после ее придирчивой сортировки, выбрала тонкие светло-серые джинсы, тоном темнее ветровку с капюшоном, синюю футболку с длинным рукавом, на шею повязала голубой шарфик из тонкого шелка. Долго стояла перед зеркалом в прихожей, намереваясь найти кучу изъянов и никуда не пойти. Странно, почти ничего не нашлось. Она расчесала волосы сначала на прямой пробор, потом убрала в пучок на затылке, снова распустила, зачесала набок. Плюнула и шагнула за порог.
В подъезде было тихо, прохладно и пахло чем-то вкусным. Аня с опасением подняла глаза к верхней лестничной клетке. Прошло достаточно времени с того страшного дня, когда погибли двое молодых людей в квартире этажом выше, а она все никак не решалась подняться на восьмой этаж и позвонить в квартиру, где проживал второй понятой, с которым ей пришлось присутствовать при досмотре места преступления.
Зачем? Она и сама не могла ответить. Что-то волновало ее с того самого дня, а причина не находилась. Какое-то сумбурное мельтешение мыслей, стоило ей вспомнить того седого дядьку. Какое-то смутное будто узнавание, и вместе с тем – нет, она его не знала. Но что-то тревожило и мешало, это точно.
«Вернусь с прогулки, точно поднимусь на восьмой этаж и спрошу его…»
Да какая разница, о чем спрашивать? Просто поднимется, поздоровается, спросит о новостях. Может, он слышал что-то? Глупая идея, но могла прокатить. Ей нужно его увидеть. Просто до зуда в ладонях нужно. Она посмотрит на него, может, поймет, что ее тогда обеспокоило и взбудоражило, и тогда успокоится. А пока в кино!
В кино она не попала. Просто шла, шла по улице, и как-то так получилось, что прошла мимо кинотеатра. Потом мимо еще одного и еще. Погода была замечательной. Солнце завалилось за дома, успев за день нагреть асфальт, разбухшие от дождей деревья, траву на газонах. Запах влажной свежести пьянил, будоражил, хотелось улыбаться встречным людям, желать им здоровья. Хотелось, очень хотелось простого, пусть и мимолетного счастья. Чтобы Игорек был дома, чтобы лопал ее котлетки и слушал музыку в своей комнате, пускай и на полную громкость. Топал по квартире, роняя тапки, оставляя грязную посуду в раковине. Чтобы звонил Володин и напрашивался на свидание. Чтобы трещала в телефоне Ирка, захлебывающаяся от свежести эмоций.
Господи! Ей хотелось яркой, искрящейся улыбками жизни, без упреков и сцен. Без унизительной необходимости все время оправдываться и чувствовать себя убогой.
– Анна Иванна, здрасте.
Она оглянулась на знакомый голос, звучавший на непременно вызывающей волне.
– Никитин? Привет. Виделись вроде в школе. – Она сдержанно кивнула, оглядев шумную компанию молодых людей возле гипермаркета. – Гуляешь?
– Ага! – Он широко улыбнулся ей и шагнул вперед. – А вы тоже на прогулку?
– Да вроде. Хотела в кино сходить, да мимо прошла.
Зачем она ему об этом рассказывает?! Совсем свихнулась?! Он ведь, кроме насмешек и каверз, ни на что не способен, ни на что, даже на то, чтобы нормально учиться.
– Понимаю, погода шепчет, – совершенно серьезно ответил Никитин и шагнул, встав совсем рядом с ней. – А вы слышали последние новости?
– Это которые?
Рот тут же заполнился горечью, в животе сделалось холодно и пусто. Но она всегда помнила про правила, установленные самой себе, поэтому продолжала смотреть на него спокойно и с достоинством.
– Нинкин папаша удавился прямо на ее могиле. Во какие дела!
– Господи!!! – Выдержка ей все же изменила. – Несчастье какое!
– А чего ему без нее? Какая жизнь? – изумился Никитин совершенно искренне. – Правильно он и сделал. – И тут же без переходов: – О Петровском слышали?
– Что еще? – Перед глазами у нее вдруг забегали черные точки, а Никитин вдруг принялся совершенно безобразно расплываться.
– Да болтают, папаша его собирается за границей спрятать! Уже и визы будто оформили.
– Как же так?!
Аня попятилась, тряхнула головой, Никитин сделался прежним – мускулистым нахалом с едкой противной ухмылкой, в неряшливых джинсах и расхристанной до пупа толстовке на голое тело.
– Ему же экзамены сдавать, поступать нужно и…
– Ага! – Он отвратительно рассмеялся, поглядывая на девицу с голым пупком из своей команды, та отчаянно махала ему рукой, зазывая вернуться. – Вот посадят его, там он все сдаст и везде поступит.
– Зачем ты так? – укорила его Аня. – Он хороший парень. Запутался просто.
– Ага, все бы если так путались, людей бы вокруг не осталось.
И ушел, оставив ее посреди пыльного тротуара, заплеванного окурками, семечной и ореховой шелухой, заваленного пустыми пластиковыми стаканчиками и пивными банками.
Когда народ успевает гадить?! Аня изумленно оглянулась вокруг себя. Целую неделю с небес так лило, что, казалось, все должно было смыть. Неужели, наскучавшись, выползли на улицы такие вот Никитины, чтобы портить, ломать, пачкать?! Как он рад чужому несчастью! Как откровенно рад и даже этого не скрывает! Да, представить его в роли правонарушителя ей было бы куда предпочтительнее, чем поставить на эту роль Петровского. Она испытывала к нему, конечно, дистанционную осторожность. Считала чрезвычайно идеальным, даже подозревала в фальши, но чтобы так…