Хорошо, что Лохматов не Вернер. Тот немедленно развел бы полемику, изобрел тысячу причин, почему не нужно выполнять распоряжения начальства, и в итоге убедил бы Максимова, что делать этого не надо. А Лохматов просто умчался.
История показала, что делать этого действительно не стоило. Но что такое работа сыщика? Вереница напрягов и ошибок. Спустившись во двор, Максимов позвонил на мобильник Вернеру.
– Как там ваша обороноспособность? – спросил с ехидцей.
– Крепим, – недовольно отозвался Вернер. – Вы еще здесь?
– Частично.
– А проблема?
– Разрешилась, – похвалился Максимов. – Штыком и гранатой мы сняли засаду. Больше всех геройствовал, конечно, Лохматов – ему и премия. А тебе дулю.
– А мне и так хорошо, – не расстроился Вернер. – У тебя вопросы, командир?
Судя по всему, дела у Вернера обстояли блестяще. Милая беседа под вермут с видом на спальню и зовущую кровать. Алиса в порядке, дрожит от нетерпения, подставляет для поцелуев разные вкусные места и мечтает наконец завершить условности. Пожелав коллеге удачной службы, Максимов разъединился.
Пришла пора расслабиться. По ночному холодку – в самый раз. Он сидел на лавочке во дворе, курил без передыха. Как только холод начинал трясти позвоночник, вскакивал и вприпрыжку носился вокруг лавочки.
В первом часу позвонил озябший и осипший Лохматов. Доложился, что герой-антилюбовник добрел наконец до дома, в данный момент, похоже, спит. Или пьет. Но трудно пить с погашенными окнами.
– Константин Андреевич, – пожаловался Олежка, – еще часок, и я превращусь в бесполезный камень. Может, хватит издеваться?
– Дуй домой, – разрешил Максимов. – До обеда отсыпайся – чтобы духу твоего в агентстве не было…
– Завтра же суббота…
– А мне какое дело?
Он вошел в квартиру во втором часу ночи. Аж не верится. Снял ботинки и на цыпочках побрел через гостиную. Маринка спала на диване, завернувшись в плед.
– Заявился, слава тебе господи… – Поднялась с дивана и походкой лунатички потащилась к себе.
Он проспал часов пять и вскочил, когда сработала внутренняя пружина.
«Ой, беда, беда…» – твердил паникер в голове. Проглотив холодную пиццу, он выбежал из дома. Курил на ходу, докуривал – на автобусной остановке. Будет все нормально – на той неделе надо покупать машину, хватит плебействовать…
Сотовый Вернера молчал – отключил на ночь. Работничек, мать его… Городской Алисы он банально забыл. Память девичья. Или не знал? Потоптавшись в унылой толпе, не дождавшись ни автобуса, ни маршрутки, он выбежал на тротуар и вскинул руку…
У клиентки заработал лифт! Большое событие. Подвывая, подозрительными рывками вознес Максимова на седьмой этаж. Дребезжащий звонок поднял на уши всех тараканов, соседей и даже Вернера, который на второй минуте музицирования добрел наконец до двери и, зевая с риском вывернуть челюсть, соблаговолил открыть. Опухший, взъерошенный, в трусах.
– Слава всем богам, – облегченно вымолвил Максимов. – Вы в порядке?
– Это ты? – изобразил потягушеньки сотрудник. – А я уж к спаррингу изготовился… Проходи, но шибко не наглей.
– Как Алиса?
– Спит… Да не трусь, Максимыч, все нормально. – Спотыкаясь и держась за стенку, Вернер поковылял на кухню – варить кофе, а Максимов заглянул в спальню.
Незатейливо у Алисы в доме. Мебель старых тетушкиных времен, шторки в трогательный горошек. Из последних приобретений – телевизор с «кухонной» диагональю напротив кровати. Алиса спала, зарывшись в одеяло. Место партнера – потное, скомканное. Беспокойно провел эту ночь Вернер. Вдали от дома, можно посочувствовать. На складном столике – пустые бокалы, остатки фруктов. Вермут на два пальца от донышка. Слава богу. Плохо одно – день только начинается.
В ванной потекла вода – Вернер харизму намывает. Значит, кофе уже поставил. Максимов раздвинул шторы. Восходящее светило заплясало искорками по кровати, зарябили бокалы, содержимое литровой бутылки взыграло озорными бликами, зажелтело. Пора просыпаться…
Постояв пару минут у окна, он на цыпочках отправился из спальни. Алиса не шевелилась. Вернер снова добрел до кухни, уронил поднос, чертыхнулся не по-джентльменски.
Алиса не шевелилась.
Осененный неприятной догадкой, Максимов застыл на пороге. Затем на цыпочках вернулся, подошел к кровати. Взял за уголок одеяло и осторожно его отогнул. Спутанные волосы Алисы рассыпались по подушке. Показалось лицо с распахнутыми глазами. Чересчур распахнутыми. В полную ширь. Боль немереная в глазах. Синие губы приоткрыты, искривлены, личико в серых разводах искалечено гримасой. На худой шейке розоватый, глубокий след от удавки. Стиснули со всей силы – даже пикнуть Алиса не успела.
Сердце рухнуло в колодец. Не пора ли закрывать, к чертям, агентство и уходить в сторожа?
… – А ну не трожь мою женщину, – ревниво буркнул Вернер, вваливаясь в спальню с подносом. – И вообще, кыш отсюда. Твой кофе на кухне. Забейся в угол и пей…
Максимов медленно повернулся. Поднос в руках приятеля дрогнул. Звякнули чашки. Ароматная темная жидкость вырвалась за край и потекла по стенкам. Любопытно было наблюдать за физиономией Вернера. Опухшее самодовольство только проснулось. И тут же благополучно заснуло. Глаза округлились от ужаса, лицо стянулось, а к финалу процесса приобрело оттенок хищной хлорофилловой зелени и задрожало. Но поднос скрюченные пальцы удержали. Вернер медленно опустил его на тумбочку и судорожно начал ощупывать собственную шею – нет ли следа от удавки. Тяжелая ситуация.
– В роковые минуты ты посетил эту квартиру, – облизнув губы, заметил Максимов.
Вернер попытался что-то изречь, сообразное ситуации, но не пошло, закашлялся.
– Ну и как оно, ночевать с покойницей? – уныло вопросил Максимов.
Вернер по-прежнему не мог включиться в беседу. Пыжился, меняя окраску, хватал воздух.
– Твое счастье, что ты крепко спишь, – констатировал Максимов. – Случись тебе невзначай проснуться, Шурик, и я бы не дал за твою жизнь даже крышки от пивной бутылки. Радуйся, что наш убийца убивает выборочно, по плану, а не того, кто под руку попадется.
Вернер шумно наполнил легкие.
– Какой-то ты опухший, – задумчиво заметил Максимов. – Непохоже на тебя, Шурик. Пить-то нечего было, сам говорил.
– Ты знаешь, я тоже заметил, – выдавил наконец Вернер. – Приняли по бокалу – вроде ничего. Алиса давай смеяться: голова, мол, кружится, ноги не держат. Ну мы и не стали больше. В постель плюхнулись… Она и впрямь довольно быстро уснула – ну не то чтобы на первом сеансе… но быстро. И я, Максимыч, отрубился. А проснулся – ты в дверь дребезжишь, Алиса в одеяло закутана… Разве мог я предположить, что она мертвая?
– Вермут початый был?