– Ах вы про эти подсказки? – догадалась Галина. – Каюсь, я. Кулагина навестила вас случайно, а остальных приходилось в меру сил направлять. У Алисы Верницкой оказалось слишком мало мозгов, чтобы задаться вопросом: а почему, собственно, в ее ящике лежит вырезка? Да и испугана была сильно. Заявилась к вам, а дальше все пошло как нужно.
– Но зачем?
– А так проще держать в руках ситуацию. Распыляться не надо, понимаете? Я всегда должна быть в курсе, кто работает на моих… гм, клиенток. Да и азарт одолевает, когда видишь собственными глазами.
– Так вот почему вы оказались у агентства в машине, – понял Максимов, – следили за Алисой, а я тут как тут… Смешно, право.
– Смешно, – согласилась Галина. – Но вы же не думаете, Константин Андреевич, что я убиваю этих мерзавок из удовольствия, верно? Вам не приходит в голову, что мерзавки некоторым образом заслужили свой финал? Хотите, напоследок изложу причину?..
Женщина склонилась над неподвижным телом. В зеленых, как цветущее болото, глазах горели светлячки. Он ощутил запах свежести и цветущих альпийских лугов – аромат, преследующий его ночами, и заскрипел от злости зубами. Галина хохотнула.
– Горечь полыни, терпкий воздушный анис… «Кристиан Диор», женская линия, вам понравился этот запах, Константин Андреевич? Вы так принюхивались, стоя третьего числа в подворотне… Знаете, я остерегалась применять в дальнейшем этот аромат.
– Да ты просто мстительная, сумасшедшая тварь… – порывисто выплюнул Максимов. – Ты считала, что муж принадлежит одной тебе – безраздельно, навсегда… Такой холеный красавчик, эталон настоящего парня. Деньги нехилые добывает… А как узнала, что он тебе изменяет, вот тут твоя крыша и покатилась… Ты ревела по ночам, кусала локти, а придя в себя, составляла досье – с кем и сколько он трахается. Сыщика, поди, наняла. На работу устроилась – специальность есть, с шестнадцати лет за рулем – ведь одной потом придется жить, наследника вскармливать… Спортзал небось посещала, уроки женской самообороны… да и женской самоатаки – ты же у нас крутая мэм… После третьей разлучницы твои мозги окончательно переклинило. Ты его возненавидела лютой ненавистью, до озноба. И баб его возненавидела… Подумаешь, сосед-наркоман, им легко пожертвовать – все равно подохнет. Долго ли перетащить в квартиру напротив цацки, тесачок с кровью любимого, которого ты забила собственными чуткими руками? Груш, говоришь, объелся?.. А заодно и проведать у соседушки, нет ли у того на примете приятеля, который любит колоться, но не любит работать… Ты уже формировала свой план. У Алисы дверь простенькая, можно слепки снять. У Кулагиной двойная, но удобная лоджия, и квартира по соседству – готовый плацдарм для внезапного вторжения. С Олей Вахрушевой также расписала до мелочей? Хрен тебе – не получится… А ведь ты еще и развлекалась, чтобы не тоскливо было! И не просто так убить, а дабы помучились, а то неинтересно… Ты не переживала, что однажды всплывет номер телефона, по которому звонил твой раб. Игра есть игра. Напрягут менты извилины, что сомнительно, – другого найдешь. Или сама, в случае крупной нужды, будешь звонить и потешаться… Ты не в курсе, как называется твоя болезнь? Острый маниакальный синдром на почве ре…
Хлесткая затрещина прервала немного сбивчивую, но красочную речь. В принципе он все сказал. Грудь сдавило нещадно – острое колено впилось между ребрами. Дыхание перехватило. Он видел, как блестят глаза женщины, белеют зубы в темноте.
«А она и впрямь не того…» – мелькнула мысль.
– Галина, держите себя в руках… – просипел он.
– Ты не слишком заговорился, Константин Андреевич? – жарко вымолвила Галина. – Не хочешь в другом месте договорить?
Что-то пропело в воздухе – мелодично так. Нота «ми», когда резко натягивают струну. Несложно догадаться, что сейчас произойдет. «Другое место» очень далеко. Не всякая ракета домчится.
«Хотя с каких борщей я попаду в рай? – уныло подумал Максимов. – Грешил, не каясь, всю дорогу. Сейчас узнаем…»
Он сжал руку в кулак – подвижность возвращалась. Но снова фиаско – второе колено убийцы вдавило запястье в гумус, он взревел от боли.
– Очень жаль, Константин Андреевич, – повторила Галина. – А я ведь хотела видеть вас в своей постели…
– А ну отстань от него, шалава! Чего привязалась к нашему парню?! – пронзительно заверещала на обрыве женщина.
Галина дернулась, привстала.
– Ишь ручонки распустила! – Кто-то спрыгнул с обрыва, махнув ногой, и острый носочек заехал Галине в подбородок. Убийцу эффектно подбросило. Она взмахнула руками и покатилась на дно оврага.
Новые тени на склоне. Вы, ребята, кто – красные кавалеристы? А почему безлошадные? Максимов приподнялся, отвесив челюсть от изумления. Явно мужчины. Боевитый буденновский клич, шквальная осыпь. Упавшая преступница резво вскочила, метнулась наутек. Бежавший первым угадал маневр – рванул с упреждением, повалил на землю. И тут же взвыл от боли, получив кулачком в живот. Но подоспел второй – мат, возня, сдавленные хрипы.
А женщина, похмыкивая, склонилась над сыщиком.
– И комиссары в пыльных шлемах… – попытался отделаться шуткой Максимов.
– М-да, – иронично вымолвила Екатерина. – Не сразу пришло мастерство к молодому саперу. Тьфу на тебя, Константин Андреевич. Накостылял четырем ментам, а с одной бабой справиться не может.
– Это не баба, – возразил Максимов. – Это хуже танка…
– Ты уж прости нас, командир, – хрипел Вернер, выворачивая сопротивляющейся Галине руки, – но мы тебя ослушались…. Нарушили твой мудрый приказ оставить тебя одного… Прости нас, если сможешь…
– На сей раз смогу. – Максимов сделал попытку приподняться. Самое время выходить из состояния замороженной курицы. – Дай, Катюша, расцелую тебя в диафрагму, заслужила… Что ж вы, злыдни, сразу-то эту бабу не скрутили?
– Дык за вами уследить-то, Константин Андреевич, невозможно… – отозвался усиленно мешающий Вернеру Олежка. – То метались от подъезда к подъезду, потом милиция приехала, а вы вот так запросто, без парашюта… А до милиции тетка из подъезда выбежала, на углу в машину села и сидит. А Вернер говорит: ага, давайте за теткой следить, она, мол, нашего начальника пасти будет, обоих и накроем, если подфартит… Ой, мамочка, она кусается! – Сочная оплеуха – наверняка Вернер постарался, вряд ли станет Олежка бить женщину, не умеет он пока.
– Не могли мы раньше, командир, – кряхтел Вернер. – Любопытные, как дети… Уж очень хотелось послушать, чего вы тут друг дружке нарасскажете… А ты ей рта не дал раскрыть! Сам бухтел, обозлил бабу. И где ты раньше был, такой догадливый?
Смеяться хотелось – страшно. Да нельзя сегодня смеяться, живот режет. Не умирал еще никто от смеха, но стоит ли рисковать?
…Смирившуюся со своей нелепой долей, связанную по рукам и ногам преступницу затолкали в ее же собственную машину, – правда, не на место водителя. Особо не церемонились. Екатерина громко выражалась по поводу обломанного ногтя (и куда она теперь с таким ногтем?), у Вернера синяк под глазом заиграл новыми, а главное – ослепительными красками, Олежка высасывал кровь из ранки на запястье, уверяя, что знает точную методику обращения со змеиным ядом. Про Максимова и говорить нечего. К моменту долгожданного перекура Екатерина приняла звонок на сотовый.