— Вы не заметили меня, так как ваши мысли были заняты другим. Я прочел на вашем лице и еще кое-что, что люди обычно предпочитают скрывать. Ненависть. Вы не скрывали ее, будучи уверенным, что вас никто не видит.

— Продолжайте, — снова попросил Харрисон.

— Собственно, я почти все уже сказал. Я приехал сюда, случайно увидел имя Лэнгтона в регистрационной книге, затем случайно на него наткнулся и после этого поспешил к вам. При моем появлении вы сначала опешили, но потом сообразили, что для вас это даже весьма кстати, и этим усугубили мои подозрения. Я задал вам несколько вопросов. Вы отрицали, что попросили Лэнгтона купить цианистого калия, вернее, вы сделали вид, что удивлены. От Лэнгтона мне было известно, что он намерен навестить вас в половине девятого. Вы же назвали девять часов, рассчитывая, что, когда я вернусь, все будет кончено…

— Зачем вы пришли ко мне! — закричал Харрисон. — Принесла же нелегкая!

Пуаро гордо вскинул голову.

— Я говорил вам, что расследую убийство.

— Убийство? Вы хотите сказать, самоубийство?

— Нет. — Голос Пуаро стал очень резким. — Я хочу сказать, убийство. Ваша собственная смерть должна была быть скорой и легкой, но смерть, которую вы уготовили Лэнгтону, была бы поистине ужасна. Ваш план был таков: он покупает яд и приходит с ним к вам. Вы пьете вместе чай. Внезапно вы умираете, в вашем бокале обнаруживают яд, а Клода Лэнгтона приговаривают к смерти через повешение.

Снова простонал Харрисон.

— Зачем вы приехали? Зачем пришли ко мне?

— Я уже объяснил вам. Но есть и другая причина. Вы мне очень симпатичны. Послушайте, mon ami, вы обречены, вы потеряли девушку, которую любили. Все это так. Но я не хочу, чтобы вы отягощали свою душу убийством? А теперь скажите: рады вы или нет, что я приехал в ваши края?

Последовала небольшая пауза, и вдруг Харрисон распрямился, на его лице появилось выражение собственного достоинства. Его взгляд стал взглядом человека, сумевшего побороть низменные побуждения. Он протянул Пуаро руку через стол.

— Слава Богу, что вы приехали! — сказал он. — Слава Богу!

Двойная улика

— Но прежде всего, никакой огласки, — сказал мистер Маркус Хардмэн, наверное, уже в двадцатый раз.

В его монологе слово «огласка» звучало как назойливый лейтмотив. Мистер Хардмэн был маленьким человечком, немного полноватым, с безукоризненным маникюром и жалобным тенорком. В некотором роде он был знаменитостью, а его профессией была светская жизнь. Он был богат, но не чрезмерно, и ревностно тратил свои деньги на светские удовольствия. У него было хобби — коллекционирование. Он был прирожденный коллекционер. Старые кружева, старинные веера, антикварные украшения — грубая современность словно бы не существовала для Маркуса Хардмэна.

По срочному вызову мы с Пуаро явились к нему и застали его мечущимся в мучительных сомнениях. При сложившихся обстоятельствах для него было немыслимо обратиться в полицию. Но не обратиться туда было равносильно потере самых ценных вещей из его коллекции. В качестве компромисса он остановился на Пуаро.

— Мои рубины, мосье Пуаро, и изумрудное ожерелье — говорят, оно принадлежало Екатерине Медичи… О Боже, изумрудное ожерелье!

— Может быть, вы изложите мне обстоятельства их исчезновения? — мягко спросил Пуаро.

— Я сгораю от нетерпения сделать это. Вчера ко мне пришли гости, которых я пригласил на чашку чаю, — встреча, так сказать, в узком кругу, было всего человек шесть-семь. В течение сезона я обычно устраиваю одну-две такие встречи, возможно, мне не следовало бы так говорить, но они всегда пользовались большим успехом. Хорошая музыка — Накора, тот самый пианист, и Катрин Бэрд, контральто из Австралии — как всегда в большой гостиной. А до чаепития я показывал гостям свою коллекцию средневековых украшений. Я их храню вон в том стенном сейфе. Внутри он оборудован как шкафчик, полки обиты цветным бархатом — на этом фоне лучше смотрятся драгоценности. Потом мы осмотрели веера в той витрине на стене. Затем пошли в студию слушать музыку. И только после того, как гости ушли, я обнаружил, что сейф пустой, его обчистили! Наверное, я не закрыл его как следует, и кто-то воспользовался этим… Рубины, мосье Пуаро, изумрудное ожерелье — я собирал эту коллекцию всю жизнь… Чего бы я только не отдал, чтобы вернуть их! Но умоляю: никакой огласки! Вы же понимаете, мосье Пуаро, не правда ли? Мои собственные гости, мои личные друзья! Это был бы грандиозный скандал!

— Кто последним покинул эту комнату, когда вы пошли в студию?

— Мистер Джонстон. Может быть, вы его знаете… Это южноафриканский миллионер. Он только что снял дом Эбботбари на Парк-лейн. Он замешкался в кабинете на несколько мгновений, как я вспоминаю. Но конечно же это не мог быть он!

— А кто-нибудь из ваших гостей в течение дня возвращался в эту комнату под каким-нибудь предлогом?

— Я был готов к вашему вопросу, мосье Пуаро. Возвращались трое из них. Княгиня Вера Росакова, мистер Бернард Паркер и леди Ранкорн.

— Расскажите нам о них.

— Княгиня Росакова — совершенно очаровательная русская леди, из обломков старого режима. В нашу страну она приехала недавно. Мы с ней уже было попрощались, и я был несколько удивлен, увидев ее в этой комнате, разглядывающую коллекцию вееров. Знаете ли, мосье Пуаро, чем больше я думаю об этом, тем более подозрительным мне кажется этот ее внезапный интерес к веерам. А как на ваш взгляд?

— В высшей степени подозрительно. Но расскажите и о других.

— Ну, Паркер просто зашел сюда взять ящичек с коллекцией миниатюр, которую мне не терпелось показать леди Ранкорн.

— А сама леди Ранкорн?

— Смею думать, вы знаете, кто такая леди Ранкорн — дама уже довольно почтенных лет, с весьма сильным характером, большую часть времени проводит на заседаниях благотворительных комитетов. Она возвратилась в комнату за своей сумочкой, которую случайно там оставила.

— Bien [133] , мосье. Итак, у нас четыре подозреваемых. Русская княгиня, английская гранд-дама, южноафриканский миллионер и мистер Бернард Паркер. Кстати, а кто он такой, ваш мистер Паркер?

Этот вопрос, казалось, вызвал сильное замешательство мистера Хардмэна.

— Он.., э.., он молодой человек. Ну, собственно, один мой знакомый.

— Об этом я уже догадался, — меланхолично заметил Пуаро. — А чем он занимается, этот ваш мистер Паркер?