— Да, нужна огромная сила воли, — вставил Пуаро, — чтобы хладнокровно проводить такие опыты.
— Конечно. Вы знаете, — сказала Барбара Фрэнклин, — я ужасно горжусь им, но в то же время очень беспокоюсь за него. В конце концов, от этих морских свинок и лягушек никакого толку нет, просто нужна реакция человека. Вот почему я так боюсь, что Джон как-нибудь решит испытать на себе эти ужасные бобы и может случиться непоправимое. — Она вздохнула и покачала головой. — Он только смеется над моими опасениями. Он действительно святой.
В эту минуту к нам подошёл Бойд Каррингтон.
— Привет, Барбара. Вы уже готовы?
— Да, Билл, я жду вас.
— Надеюсь, это вас не утомит.
— Конечно, нет. Сегодня я чувствую себя намного лучше, чем обычно.
Она встала, мило улыбнулась нам обоим и со своим сопровождающим двинулась через лужайку.
— Доктор Фрэнклин… Современный святой… Хм… — сказал Пуаро.
— Какие перемены в её поведении! — заметил я.
— Например?
— Любит выставлять себя в различных ролях. То изображает из себя покинутую жену, которую никто не понимает, то страдающую женщину, способную на самопожертвование, чтобы не быть камнем на шее любимого человека, а сегодня — помощницу обожаемого ею героя. Однако она несколько переигрывает.
— А вам не кажется, — задумчиво произнёс Пуаро, — что миссис Фрэнклин просто глупа?
— Я бы этого не сказал, хотя она и не очень умна.
— Ясно. Она не вашего круга.
— Моего круга? — выпалил я.
— Откройте рот, — неожиданно сказал Пуаро, — закройте глаза, и вы сразу же увидите, что посылают вам феи…
Я не успел ответить, так как появилась сиделка Кравен. Она быстро шла по траве. Бросив на нас сияющую улыбку, она открыла дверь лаборатории, вошла в неё и скоро вновь появилась с парой перчаток.
— Вначале носовой платок, а вот сейчас перчатки. Обязательно что-нибудь да оставит, — заметила она, направляясь туда, куда ушли миссис Фрэнклин и Бойд Каррингтон.
Миссис Фрэнклин, должен заметить, была довольно беззаботным существом. Всегда что-то теряла, что-то где-то оставляла и ждала, пока кто-нибудь найдёт это и принесёт ей. Я заметил, она была горда тем, что у нее так получалось. Как-то раз она жалобно прошептала: «Конечно, у меня голова как решето».
Я сидел и смотрел как сиделка Кравен бежала через лужайку. Вскоре она исчезла из виду, потому что бегала очень хорошо и быстро.
— Мне кажется, — импульсивно произнёс я, — с детьми не надо нянчиться, надо воспитывать их в здоровом духе. А миссис Фрэнклин, между прочим, отнюдь не добра и внимательна к другим.
Реакция Пуаро была довольно странной. Он закрыл глаза и пробормотал:
— Каштановые волосы.
У сиделки Кравен, правда, были каштановые волосы, но я не понял, что он хотел этим сказать. Я не произнёс ни слова.
На следующий день, перед обедом, произошёл разговор, взволновавший меня.
Нас было четверо — Джудит, Бойд Каррингтон, Нортон и я.
Как-то случайно у нас зашла речь об эутаназии [20] .
Говорил в основном Бойд Каррингтон. Нортон вставил всего несколько слов, а Джудит молчала и внимательно слушала.
Я заявил, что имеются все основания для поддержания практики «лёгкой смерти», хотя чисто по-человечески я против этого. Кроме того, подчеркнул я, эутаназия даёт слишком много власти родственникам умирающего.
Нортон согласился со мной и добавил, что умерщвление должно происходить с согласия и одобрения самого больного, если исход продолжительной болезни все равно будет смертельным.
— Да, но вот в этом-то и загадка, — заметил Бойд Каррингтон. — Вряд ли найдутся люди, желающие, как мы обычно говорим, «прекратить своё существование».
Затем он рассказал историю, которая, по его словам, произошла с человеком, страдавшим раком, а оперировать было уже поздно. Этот больной попросил дежурного врача дать ему какое-нибудь лекарство, чтобы навсегда покончить с жизнью. Доктор, однако, отказался. «Не могу, старина», — сказал он. Позднее, уходя домой, он оставил пациенту несколько таблеток морфия, тщательно объяснив при этом, сколько таблеток можно принять за один раз и какова опасная доза. Таблетки остались у больного, который мог легко принять смертельную дозу, но не сделал этого, доказав тем самым, что, несмотря на просьбы, человек быстрой и лёгкой смерти предпочитает страдание.
В этот самый момент в разговор вступила Джудит.
— Конечно, он предпочёл страдание, — резко произнесла она. — Ведь у него не было другого выхода.
Бойд Каррингтон попросил объяснить, что она имеет в виду.
— Я хочу сказать, что у больных душой и телом нет силы принять решение. Это должны сделать за них. Это обязанность тех, кто их любит.
— Обязанность? — с сомнением спросил я.
— Да, именно обязанность тех, у кого здравый ум, и кто может взять на себя всю ответственность.
— И оказаться в тюрьме за преднамеренное убийство? — Бойд Каррингтон покачал головой.
— Не обязательно. В любом случае, если вы кого-то любите, то следует рискнуть.
— Послушайте, Джудит, — вставил Нортон, — вы просто предлагаете брать на себя ужасную ответственность.
— Не думаю. Люди слишком боятся ответственности. Они берут её на себя, когда дело касается собаки, а почему нет, когда речь идёт о человеке?
— Это другое дело, разве не так?
— Да, так, — ответила Джудит. — Оно важнее.
— Я умолкаю, — пробормотал Нортон.
— Так значит, — с интересом спросил Бойд Каррингтон, — вы бы пошли на риск?
— Думаю, что да, — ответила Джудит. — Я не боюсь риска.
Бойд Каррингтон покачал головой.
— Вы же прекрасно знаете, что так никогда не будет. Вы не сможете дать людям право самим решать вопросы жизни и смерти.
— Бойд, — вставил Нортон, — у многих просто не хватит духа взять на себя такую ответственность. Я не думаю, что вы пошли бы на это, если бы встал такой вопрос.