Хотя отважным.
– Ты, Виталенька, думаешь, мне что-то угрожает?
– Ваш номер обыскивали. На это время я – опасная компания.
Совсем недавно компания Виталия Викторовича была для бабы Нади раздражающей. Легковесный ловелас и краснобай. Бездельник, нытик.
И вдруг такая взвешенная храбрость.
Откуда что берется в русском мужике? Лет сорок может горькую пить, потом завяжет и или в монахи пострижется, или паровоз изобретет… Надежда Прохоровна смотрела на смелого, освещенного изнутри собственной отвагой Виталика и понимала, что, возможно, он прав. Много ли ей, старухе, надо? Тюкнуть камушком по черепушке – и к праотцам… Венок на зимнюю могилку: «Дорогой и незабвенной…»
Может быть, уехать?.. Ну его к лешему этого Виталика, братца его хитроумного…
Ира еще эта… Жена богатея…
– Давай-ка, Виталик, завтра на свежую голову разберемся. Сейчас я все равно никуда не поеду, ночь на дворе. Давай до завтра…
Два нечаянных сотоварища сердечно попрощались, пообещали вести себя осторожно, дверей незнакомцам не отпирать и разошлись по постелям.
Утром Надежда Прохоровна раздвинула на окне портьеры, глянула на улицу и обомлела: вчерашний снегопад усыпал «Сосновый бор», словно мука разделочную доску. Чистейшей белизны покрывало с редкими бугорками нарядно сверкало под только-только проклюнувшимся над речкой солнцем – сосульки на крышах вообще сверкали голубыми елочными игрушками! – дорожку, почти неразличимую под снегом, торопливо убирал большой лопатой высокий плечистый дворник. Старался успеть до того, как постояльцы двух отдаленных корпусов пойдут на завтрак.
С балкона открывался вид на реку, получившую по берегам неровную снеговую опушку. Хотелось гулять, хотелось встать на лыжи и уехать вдоль берега далеко-далеко, где по деревьям прыгают белки, а зайцы оставили под елками нервные росчерки лап…
Прелестные зимние пейзажи создали совершенно праздничное новогоднее настроение, Надежда Прохоровна даже начала мурлыкать «В лесу родилась елочка…». Стук в дверь поймал пенсионерку на выходе из ванной. Надежда Прохоровна протянула руку, отщелкнула замок: на пороге, белее выпавшего снега, стоял Виталик. Сине-серая полоска губ извивалась среди пухлых сугробов щек и пыталась выдуть звук.
– Что? – с интонацией рассерженной жены спросила баба Надя.
– Марина, – прошептал Виталик.
– Марина – что? – буркнула Надежда Прохоровна.
– Ее убили, – коротко выговорил Мусин и по косяку сполз на обувной пуфик.
Вчерашняя ситуация повторилась в точности наоборот.
– Ее убили. Я зашел за Мариной… вчера мы договорились немного поплавать в бассейне пе ред завтраком… Ждал. Потом пошел, постучал – дверь открылась сама. Вошел – Марина мертвая лежит.
Пока Виталий Викторович медленно шлепал сизыми губами, баба Надя торопливо надевала сапоги, пальто и берет. Схватила Маргадона за рукав, попыталась отодрать от пуфа, но тот судорожно замотал головой:
– Я туда не пойду… я туда не пойду!
Махнув рукой на обморочного павиана, Надежда Прохоровна заспешила на улицу. По лапке «ящерицы» добежала до противоположного корпуса, совершенно не по-пенсионерски взлетела на второй этаж и только там начала припоминать: в каком же номере живет Марина?!
Запуталась в дверях. Осторожно толкнула одну, вторую… Виталик говорил – не заперто… Дошла до крошечного, застекленного с одной стороны тамбура и сразу увидела приоткрытую дверь.
Отворила ее настежь: толстая дверь поехала в сторону медленно и беззвучно… Перешагнула через порог… Номер был двухкомнатным. Гостиную с камином и кожаными диванами отделяла от спальни большая арка, занавешенная прозрачным, собранным по бокам пологом. Надежда Прохоровна выглянула из-за занавешенного угла…
На огромной неразобранной кровати лежала Марина. Покрасневшие глаза девушки изумленно уставились в потолок, вокруг разинутого рта, по крыльям носа залегли синюшные пятна. Подушка под головой пропиталась подсохшей кровью. Вторая подушка с пятнами крови на наволочке валялась рядом с кроватью.
На Марине были надеты сапоги-ботфорты, обтягивающая юбка и почти прозрачная кофточка. Руки мертвой девушки безвольно лежали вдоль тела. Присмотревшись, Надежда Прохоровна заметила, что пальцы одной из них судорожно вцепились в покрывало.
Довольно ощутимый запах крови и вид неподвижного тела едва не вызвали у бабы Нади приступ рвоты. Зажимая ладонями рот и нос, она скатилась по лестнице, выбежала на улицу.
…Виталий Викторович Мусин с самым несчастным видом валялся на только что прибранной постели бабы Нади.
– Что?.. Видели? – плаксиво поинтересовался, едва приподнимаясь над подушками.
Хотя, по большому счету, вопрос был совершенно бессмысленным. Надежда Прохоровна выглядела так, словно встретила в коридоре смерть с косой и запиской, где начиркан временный адрес гражданки Губкиной.
Не отвечая, баба Надя подошла к графину, налила стакан воды и выпила его мощными глотками.
– Видела, – сказала только тогда.
– Я вошел… – запричитал Виталик, – она лежит. На голове подушка. Но в одежде. Я думал, шутка… розыгрыш… намек… Подошел, снял с лица подушку… – Его замутило от воспоминаний.
Надежда Прохоровна шагнула к тумбе с телефоном и вызвала подмогу.
На завтрак Надежда Прохоровна и Виталий Викторович так и не попали. (А в общем-то не очень и хотелось.) Вначале им пришлось общаться с истеричной администраторшей, явившейся на телефонный вызов, потом подъехал начальник службы безопасности – высокий, судя по выправке, отставник с седыми висками, его все уважительно звали либо Пал Палыч, либо по-просту Шеф, – потом нагрянула милиция, следователь из райцентра подтянулся… И хотя всех свидетелей попросили не распространяться о происшествии, часа через два весь санаторий был информирован – в корпусе А погибла девушка. Народ с пугливым любопытством прогуливался по дорожкам – погода прекрасная, никто в номерах сидеть не хотел, – все свободные от оздоровительных процедур отдыхающие постепенно и неуклонно стягивались к двум деревянным корпусам. Граждане таращились на окна номера люкс, на суету милицейского народа…
Надежда Прохоровна, сложа руки под объемной грудью, утянутой в коричневое пальто с норковым воротником, крепко стояла на дорожке, на линии между А и Б. Ждала. Прислушивалась. Думала. Приехавший первым оперативник капитан Анисьев ей не понравился. Уж больно с пристрастием опрашивал нашедших труп «родственничков»; подоспевший позже следователь Князев тоже ей не глянулся – сухарь, педант надменный, действовал в том же разрезе, что и капитан. Надежда Прохоровна ждала начальника охраны санатория.
Наконец Пал Палыч вышел на крыльцо корпуса А, закурил, перекинулся парой слов с милиционерами, сидящими на креслах веранды, и только тогда наткнулся на призывный взгляд бабушки в черном берете.