– Антонина Павловна, – обратилась она к свекрови, – время позднее, вы бы шли к себе, отдохнули, телевизор поглядели. А мы уж тут сами разберемся. Мне нужно с мужем серьезно поговорить.
Свекровь вместо того, чтобы повысить голос и заорать, что невестка ей не указ и она сама знает, что ей делать, вдруг как-то стушевалась и пробормотала:
– Да я ничего. Вы сами чаю попейте. Там на плите сырники…
– Мама, – муж отчего-то забеспокоился, – может быть, с нами чаю попьешь?
– Иди, сын, – твердо сказала свекровь, – любишь кататься, люби и саночки возить!
«Заговаривается», – подумала Вета и скрылась в ванной. Ей надо было обдумать предстоящий разговор.
Под шум падающей воды мысли текли нерадостные. Поневоле Вета задумалась о своей семейной жизни.
Как-то странно у них организовался быт. После свадьбы въехали они вот в эту квартиру, сделали ремонт, купили мебель и все необходимое и зажили потихоньку. Общие деньги выдавались только на питание, свекровь, если не хватало, могла добавить свои. А дальше каждый был сам по себе. Вета зарабатывала немного, одевалась на эти деньги и покупала кое-какие мелочи по хозяйству. Вместе с мужем они по магазинам никогда не ходили, разве только за продуктами, да и то нечасто. Свекровь говорила, что домашнее хозяйство – не мужское дело, еще не хватало, чтобы мужик у плиты болтался и трусы дамские стирал!
Как всякий мужчина, муж терпеть не мог магазины, но в отличие от других жен Вета его не заставляла таскаться за ней по бутикам и торговым центрам. Она и сама не слишком приветствовала такое времяпрепровождение. Опять же, когда денег впритык, по магазинам не разгуляешься.
Никаких больших покупок они за время совместной жизни не делали. Вопрос о машине отпал сразу – у мужа оказался дальтонизм, права ему никогда бы не дали. Вета не слишком расстраивалась по этому поводу, ей нравилось бродить с ним пешком по городу, он очень много знал про старый Петербург и пригороды. Сейчас, конечно, было бы неплохо, если бы кто-то возил ее на работу, но опять же пробки…
Одежду себе муж покупал сам, кстати, отметила сейчас Вета, в последнее время он стал очень элегантен. Вещи дорогие и подобраны с большим вкусом.
Вета потянулась в шкафчик за кремом для лица и заметила новую бритву мужа. И одеколон тоже дорогой. Что ж, он всегда следил за собой… В данный момент это Вету радует, стало быть, у него есть деньги.
Зарабатывает он в своей частной гимназии неплохо, а тратит только на одежду. В отпуск они ездили вместе только первые года два, потом как-то не срослось. То он менял работу, и ему не давали отпуск летом, а в гимназии муж ездил в поездки вместе с детьми. Объездили, надо сказать, они всю Европу, так что с Ветой он никуда ехать не хотел, все уже видел. Ей же не каждый год удавалось куда-то поехать – в прошлый раз зубы лечила весь отпуск, два года назад ездили с Лариской в Чехию самым дешевым туром, а еще раньше – с женой брата в Турцию. Вете не понравилось – шумно, народу много и очень жарко.
Она спохватилась, что думает не о том, наскоро нанесла на лицо питательный крем и расчесала волосы. Пора идти, а то муж уснет.
Он ждал ее полностью одетый, даже рубашка не домашняя. Вета села на кровать и ослабила поясок халата.
– Ну? – требовательно спросил муж. – Так где же ты все-таки была? И я хотел сказать, что ты недопустимо грубо разговариваешь с моей матерью!
В другое время Вета тут же стала бы оправдываться или промолчала бы, согласилась со всеми его упреками и доводами. Но сегодня у нее была конкретная цель – добыть денег, две тысячи евро, поэтому она не дала мужу увести разговор в сторону.
– Давай не будем трогать твою маму, – обманчиво мягко сказала она, – думаю, что она сама в силах за себя постоять. Если ей что-то не нравится, мы выясним с ней это сами, разберемся без тебя, как раньше разбирались.
Муж хотел что-то сказать, но промолчал, только глаза его блеснули. Злобно? Нет, в них не было агрессивности. В них была неуверенность и еще, пожалуй… неужели страх? Вета подумала, что она ошибается.
– Теперь относительно того, где я была, – тем же тоном продолжала Вета. – Заверяю тебя, что не делала ничего предосудительного, просто у меня были дела, о которых долго рассказывать. Да тебе и неинтересно.
– Вот новость! – вспыхнул муж. – С каких это пор у тебя завелись какие-то тайные дела?
Вета и сама не понимала, отчего ей так не хочется рассказывать мужу о смерти профессора Сперанского, о наследстве, которое украли, о тайнике. Это была только ее история, ей профессор доверил документы, ей умирающая Мефодьевна сообщила шифр. Она не хочет никому про это рассказывать.
– Послушай, – сказала она как могла рассудительнее, – я же не спрашиваю тебя, где ты пропадаешь целыми вечерами, так отчего же ты требуешь у меня отчета?
Тут муж как-то скрючился, скособочился и забормотал невразумительно:
– Понимаешь, я… так получилось… я думал, что… и вот…
Вета поняла, что он уводит разговор в сторону, сейчас они начнут долгое и унылое разбирательство, кто кому не то сказал, да кто на кого не так посмотрел; муж будет долго и со вкусом перечислять обиды и все знаки внимания, которые когда-то не оказала ему Вета, и волей-неволей Вета вынуждена будет начать оправдываться в не сделанных ею ошибках; и все это действо будет продолжаться долго, потому что муж встает не рано, он как-то умеет договориться с директором своей гимназии, чтобы историю никогда не ставили первым уроком. А она безумно устала, в таком режиме, в каком живет она последние дни, долго находиться очень вредно. Так что нужно немедленно пресечь его заикание и перевести разговор в нужное русло.
Муж все так же бормотал что-то, запинаясь на каждом слове, и голову держал как-то вбок, чтобы не встречаться с ней взглядом, от этого плечо у него поднялось вверх и выглядел он несуразно. Вета только пожала плечами и решила, что это оттого, что теперь она на всех глядит совершенно другими глазами.
Это началось три дня назад, в тот день, когда рано утром Вете позвонили из милиции насчет ограбленной квартиры профессора Сперанского. Вета тогда первый раз заметила, что смотрит на мир иными глазами.
А сейчас она впервые в жизни подумала, что муж ее – несерьезный, неуверенный в себе человек. И к тому же поверхностный. Вроде бы любил он историю как науку, занимался ею, диссертацию защитил – и все, ушел преподавать. Да не в вуз, где все же наукой можно заниматься, а в частную гимназию, где деткам на историю, по большому счету, плевать. И времени ведь у него много свободного остается, писал бы книги, что ли… Но нет книг. И докторская диссертация как была в зачаточном состоянии, так и осталась.
Да что же это такое, спохватилась Вета, снова она думает не о том!
– Дорогой, – сказала она твердо, – успокойся, пожалуйста, и послушай меня.
– Нет, ты не так поняла… – Он суетливо обернулся. – Это все Людмила Павловна…