— Гришка, у тебя цитрамона случайно нет? — простонал Мешок.
— Цитрамона нет. Но есть коньяк и лимон. Коньяк хороший, лимон засохший.
— Умоляю, не произноси больше вслух этого слова! А то я блевану.
— А тебе только на пользу, — хмыкнул Григорий. — Ладно, угоревшим в лесу суицидником я сам займусь. Только позжее. Сейчас снова звонили по поводу Неждановой: надо ехать оформлять бумаги, а завтра, соответственно, бабу эту от них забирать.
— Гришка, съездишь, а?
— А куда деваться? — проворчал Холин. — бумаги-то я подпишу. Но куда мы эту ведьму селить будем? Это тебе не Иван Демидыч, упокой душу его!
— Гришка, будь другом, ну не грузи ты меня сейчас, а?! — взмолился Андрей. — Я… Я подумаю. А сейчас оставь меня, пожалуйста, в покое.
— Хорошо. Оставляю. Вот только самое последнее.
— Что там еще?
— Я по поводу Северовой.
— О, боги! — жалобно охнул Мешечко. — Всё, хорош уже! И так все понятно. О решенном говорить — только путать.
— А вот мне непонятно! Ты решил начать охоту на ведьм. Допустим, в конце концов, как начальник имеешь полное право. Возможно, я чего-то не знаю и ты действительно имеешь к тому основания… Но! — Холин сердито посмотрел на друга. — У меня тоже есть что сказать! За Наташу!
Вот не зря в народе говорят: помянешь черта, он и объявится. Не успел Андрей ответить, как дверь распахнулась и в кабинет вплыла Северова, собственной персоной и с пузатым «рив-гошевским» пакетом.
— Гриша, выйди, пожалуйста. Нам с Андреем Ивановичем нужно поговорить, — безапелляционно заявила она, беря стул и присаживаясь напротив Мешка.
— Вообще-то, в этом кабинете пока еще я начальник, — страдальчески напомнил он.
— Мне было назначено на утро. Так что благоволите принять!
— Григорий, у тебя все?
— В принципе, да, — кивнул Холин, направляясь на выход. — Всё, я уехал.
— Счастливо… Так, теперь давай с тобой. Рапорт написала?
В ответ Наташа молча достала из пакета увесистую пачку распечаток, пробитых скоросшивателем, и шарахнула ею по столу, аккурат перед самым носом Андрея.
Мешечко посмотрел на нее удивленно-вопросительно.
— Здесь фиксация всех моих обращений к информационным массивам ГУВД за последние две с половиной недели. Я думаю, не составит особого труда проверить и убедиться, что все эти люди — почти четыре сотни человек, являлись пассажирами поезда<N>N<N>51 «Санкт-Петербург-Москва», отправлявшегося с Московского вокзала в понедельник, 24 августа. То бишь поезда, в котором произошло убийство Ивана Демидовича.
— То есть ты хочешь сказать, что…
— А это… — не дала ему докончить Наташа и, порывшись в сумочке, вынула из нее сложенный вчетверо листок, — это данные «сухого отжима». Я отмониторила каждого из пассажиров, исключая детей и стариков, и очертила круг возможных подозреваемых. Исходя из их прошлого, контактов, связей и негативных эпизодов в биографиях. Таким образом, список сократился до восьми человек. Вот, получите. Расписываться необязательно.
— А-а… э-э… А рапорт на уход? — ошалело спросил Андрей.
— А никакого рапорта не будет! До сих пор мне была брошена только одна предъява. Что ж, пожалуйста! Изучайте, проверяйте. Подключайте свое УСБ-гестапо… Еще вопросы, претензии есть?… Пока нет? Что ж, если появятся — я на месте. На рабочем! — Наташа поднялась, развернулась на каблучках. Уже дойдя до порога, она притормозила и, гордо вздернув носик, напомнила: — Вчера вы, Андрей Иванович, подвергли меня публичной порке. В присутствии всего личного состава. Так вот, по результатам проверки я жду от вас лично столь же публичных извинений!
Наконец-то в кабинете установилась вожделенная тишина. Какое-то время Мешечко «пережевывал» увиденное и услышанное, а потом невольно скосил глаза на положенный Наташей поверх бумажной кипы листок. В нем под номерами перечислялись установочные данные восьми человек. По мере изучения списка и без того измученное лицо Андрея приобрело землистый оттенок, так как под номером «пять» значилась настоящая бомба: «Бугаец Алексей Петрович, 1974 года рождения». Причем именно это имя, в отличие от прочих, было особо выделено маркером.
Мешок задумчиво потер пульсирующие виски и щелкнул кнопкой селектора:
— Ильдар! Ольга Николаевна на месте?
— Так она же со свидетелем Комоловым уехала! В суд, на дачу показаний. Я ведь специально утром журнал нарядов на подпись приносил!
— Ах да, извини. Совсем из башки вылетело.
Мешечко снова взял в руки листок с «данными сухого отжима».
«Нет, братцы мои! Такие головоломки, они всяко не для похмельной головы!..»
* * *
Седовласый лабух ненавязчиво наигрывал импровизации из раннего Кенни Баррона. В другое время тонкий ценитель и знаток канонического джаза Харлампиев обязательно бы прервал собеседника, отвлекшись на высокое искусство, но сейчас Сан Санычу было не до интеллектуальных сантиментов. Они с Зечей сидели в лобби-баре гранд-отеля «Европа», и Харлампиев, даже не пытаясь скрыть своего раздражения, выслушивал отчет о неудачном покушении на Гурцелая.
— …По этой причине ситуация целиком вышла из-под нашего контроля, — бесстрастно докладывал Зеча. — В результате чего…
— В результате чего Анзори попал под опеку эфэсбэшников, — сердито перебил его Харлампиев. — И те разрешили нашему хачику выехать за границу. И теперь достать его крайне проблематично.
— Ну почему же? Если известен адрес, можно попробовать.
— Не надо! Напробовались уже! Вон, мне вчера по Севе Гаю серьезные люди предъяву сделали.
— А почему тебе? Пусть ко мне обращаются. А я им объясню.
— Ты сначала лучше мне объясни! Тебе Анзори заказали, а вы вместо этого нашего человека кончили! Оно, конечно, — дрянь был человек. Но то наша головная боль. А вы, вместо того чтобы решить одну проблему, создали сразу несколько. Нехорошо.
— Согласен, — спокойно сказал Зеча.
И это его спокойствие окончательно вывело Сан Саныча из себя:
— А что мне с твоего согласия?! На какое место мне его намазать?! — рыкнул он так, что за соседним столиком испуганно вздрогнула вкушающая ланч парочка иностранцев.
— Охолонись! Меньше эмоций — больше ума… Аванс мы тебе вернули. Чего тебе еще от меня нужно?
— На хрен мне твой аванс? Мне от тебя дело нужно! Результат нужен!
— Я уже сказал — установишь адрес, будет тебе результат.
— На данном этапе Анзори меня больше не интересует. Пока не интересует. После истории на шоссе, думается мне, Анзорик обделался со страху и теперь, конечно, децл попритихнет, — предположил Харлампиев. — Но только до поры до времени. Пока Литву другие не утопят.