«Или сейчас, или никогда!» — решила Валерия и, собравшись, выдохнула:
— Андрей, я… Я давно собиралась с тобой поговорить!
— О чем поговорить? Вернее, о ком? Неужели, о Людвиге Ромуальдовиче?
— Ты… Откуда ты?…
Всё. Спокойного взвешенного разговора не получилось, ибо Валерию прорвало. Она больше не могла и не хотела сдерживать неделями копившееся напряжение и дала волю праведному, как ей казалось, гневу. Тем паче что случай предоставился поистине уникальный: бить врага его же оружием!
— Так ты шпионил за мной? Какая прелесть!.. Какая мерзость!.. Впрочем, можно было догадаться о чем-то подобном. Это вполне в твоем стиле. Сам за нами хвостом таскался? Или подрядил на это дело подчиненных?
— Замолчи, слышишь! — зло сказал Андрей, до хруста суставов сжав кулаки.
— Что, правда глаза колет?! А вот интересно: ты вел исключительно визуальное наблюдение? Или записывал нас на пленку?
— Я сказал: заткнись!
Но Валерию было уже не остановить:
— Наверное, все-таки записывал. Ты ведь у нас — мент, настоящий опер. А настоящие опера знают, что фиксирование доказательств — это очень важный момент в уголовном расследовании… Знаешь, когда мы с Людвигом останавливались в одном мотеле, он обнаружил на потолке, прямо над кроватью, миниатюрную камеру. Часом, не ты поставил?
— Лера! — угрожающе произнес Андрей. — Еще одно только слово…
— А записи с той ночи у тебя, случайно, не сохранились? Никогда не видела себя занимающуюся любовью со стороны.
Не выдержав, Мешок коротко, без замаха ударил жену кулаком в лицо. Ударил на эмоции, но вполсилы. Тем не менее и этого оказалось достаточно, чтобы Леру отбросило на несколько метров: вылетев в прихожую, она упала на спину, больно ударившись затылком о паркет. Но и даже теперь, надо отдать ей должное, самообладания госпожа Мешечко не потеряла. Равно как показного мужества и демонстративного презрения к выходке мужа.
Постанывая, Лера приподнялась, встала на колени, размазала кулачком струйку крови, сочившуюся из носа, и процедила насмешливо, начав с классики:
— Браво, браво! Вот сейчас настоящий мент и скажется! Может, чтоб было сподручнее, возьмешь резиновую дубинку? Хотя что я такое говорю? Дубинку нам низя. А ну как зафиксируют в травме побои, сообщат куда надо? Нет-нет, я нисколечко не сомневаюсь, что в конечном итоге тебя отмажут. Менты своих всегда отмазывают. Но вот нервы помотают — у-у! Могут даже придержать назначение на должность начальника отдела. Вот где ужас-то!
— Тварь!
Перешагнув через жену, Андрей порывисто прошел в спальню, рывком толкнул дверцу шкафа, достал с нижней полки дорожную сумку и принялся набивать ее своими вещами, в буквальном смысле сдирая с вешалок.
Через некоторое время на пороге комнаты возникла Лера, прижимающая к лицу мокрое полотенце.
— Ты куда-то собрался, милый? — подчеркнуто кротко поинтересовалась она.
Андрей обернулся и посмотрел на жену ТАК, что только сейчас Лере сделалось по-настоящему страшно. Осекшись, она привалилась к дверному косяку и стала молча наблюдать за тем, как, покончив со шмотками, муж застыл у книжной полки и, немного подумав, пихнул в сумку парочку самых любимых книг. Следом за пищей духовной туда же направилась литровая бутылка водки из бара и, наконец, рамка с фотографией улыбающейся Алиски.
Мешечко остервенело дернул язычок молнии и шагнул к двери.
— Дай пройти! — прорычал он, и Валерия опасливо подвинулась, пропуская мужа.
Хлопнула входная дверь, и в доме сделалось пугающе тихо.
Лера беззвучно заплакала. В бессилии она опустилась на пол, так как более не было необходимости играть роль сильной и волевой женщины. Самостоятельной и независимой женщины. Женщины, сделавшей свой непростой выбор.
Крупные слезы вперемежку с капельками крови, срываясь, падали на паркет, рисуя причудливые узоры.
Слава богу, что этих рисунков сейчас не видела их дочь!..
…Андрей бросил сумку в багажник, предварительно достав из нее бутылку водки, и забрался в машину. Здесь он положил руки на руль, голову на руки и долго, казалось целую вечность, провел в этой позе, напряженно думая-думая-думая…
Наконец, приняв единственно верное, как ему сейчас надумалось, решение, он достал телефон и набрал заветный номер…
* * *
То было первое за последний год по-настоящему семейное торжество. Ольга, Володя, Денис и Ирина Владимировна сидели за празднично накрытым столом в гостиной и отмечали день рождения сына и внука. А девять лет — это вам не кот начихал! Девятка, она вообще наполнена глубоким мистическим и сакральным смыслом. Неслучайно у буддистов число «девять» — небесное число, означающее высшую духовную силу. А у китайцев «3<|>х<|>3» — самое благоприятное из всех чисел. К слову, по настоянию именинника на Ольге сейчас как раз таки был надет роскошный китайский халат с драконами («Папа сам в Шанхае выбирал!» — похвастался Денис), а волосы были скреплены в восточном стиле деревянной заколкой-спицей.
— …Ба, представляешь? В день взрослая панда съедает до тридцати килограмм бамбука и побегов! — без умолку сыпал энциклопедическими познаниями сын.
— Ну ничего себе! — умилилась Ирина Владимировна.
— Подумаешь! — возразил Володя. — Я бы тоже мог съедать в день по тридцать килограмм столь изумительных пирогов с рыбой!
Все семейство дружно расхохоталось, и в этот момент мобильник Ольги подал голос. Она посмотрела на высветившийся номер, встала из-за стола, торопливо прошла в свою комнату и, прикрыв поплотнее дверь, ответила:
— Да, Андрей, слушаю тебя.
— Олька, мы не могли бы с тобой повидаться?
— Когда?
— Прямо сейчас. Я могу подъехать, куда скажешь.
— Что-то случилось?
— Ничего военно-морского. Просто хочу тебя увидеть.
— Извини, Андрюш, я никак не смогу. У меня сегодня у Дениса день варенья. И еще Володя в гостях. Неудобно.
— А Володя — это кто?
— Отец Дениски.
— А, понятно. Так у вас там что-то типа семейного вечера воспоминаний?
— Вроде того.
— Ну, в таком разе: извини за беспокойство.
— Андрей! С тобой действительно все в порядке? — встревожилась Прилепина.
— О, да! У меня всё просто «по пять»! До завтра, Олька.
— До завтра.
Ольга сбросила звонок. Какое-то время она сидела, прислушиваясь к своим ощущениям, и размышляла над тем, что же там, у Андрея, могло случиться. В том, что «случилось нехорошее», она, зная характер и интонации Мешка, почти не сомневалась.
В состоянии глубокой задумчивости Прилепина возвратилась к своим, и Денис первым делом спросил настороженно: