Тут, правда, Бонни очень оживился, он решил, что мы тоже отправимся на прогулку, и я подумала, что вреда от этого не будет – проводим дядю Васю на дело, заодно собака немножко прогуляется. Ему надо двигаться, а то набирает лишний вес.
На наше счастье, дружная семья алкашей Щукиных жила тоже на Васильевском острове, только в дальнем его конце – на Железноводской улице, неподалеку от Смоленского лютеранского кладбища.
По дороге Бонни пришел в прекрасное настроение: ведь мы шли по направлению к реке Смоленке, так что он подумал – мы направляемся на его любимую собачью площадку. Когда мы миновали нужный поворот, вышли на Шестнадцатую линию и перешли речку по Смоленскому мосту, он посмотрел на нас в недоумении – вы что, ребята, забыли дорогу? Он даже попробовал повернуть обратно, но дядя Вася строго на него посмотрел, Бонни понурился и послушно побежал вперед. Вот что значит твердая мужская рука! Нет, все-таки без мужчины полноценного воспитания не добьешься!
Мы прошли мимо ограды кладбища и оказались в районе, застроенном старыми заводскими корпусами, складами и сараями. До этих мест еще не дотянулась рука лихих строительных компаний, благодаря которым по всему нашему городу выросли как грибы новые многоэтажные дома, и здесь по-прежнему ощущалась атмосфера шестидесятых годов минувшего двадцатого века.
Эта атмосфера проявлялась даже не столько в характере застройки, сколько в физиономиях и внешнем виде попадавшихся нам навстречу местных жителей.
Надо признать, что мой любимый Васильевский остров и вообще-то отличается очень высоким процентом маргинального населения – «синяков», алкашей и подобной малоприятной публики. Эти личности составляют неприятный контраст с историческим обликом острова, поневоле напоминающим девятнадцатый и даже восемнадцатый век, когда именно здесь располагалась самая населенная и богатая часть Петербурга. Но в оживленных кварталах вокруг Среднего проспекта они все же встречаются реже, чем на окраинах острова. Здесь же, по берегам Смоленки, по сторонам трех кладбищ – православного, лютеранского и армянского, – опустившаяся публика чувствует себя вольготно.
На нашем пути то и дело возникали подозрительные типы, опухшие от длительного похмелья, небритые, украшенные огромными синяками и кровоподтеками. Они издали окидывали нас заинтересованными взглядами в надежде чем-нибудь поживиться. Правда, увидев Бонни, тут же скрывались в неизвестном направлении – все же он выглядит очень внушительно, и с ним можно без опаски гулять в самых криминальных районах города.
– Ох, тезка! – вздыхал дядя Вася, опасливо оглядываясь по сторонам. – Сейчас-то здесь спокойно, не шалят, а раньше-то, лет двадцать назад, в одиночку здесь и не ходили! Тут самая малина была! Все ворье василеостровское здесь обитало. Карманники, бандиты, скупщики краденого – все тут гужевались!
Он пригляделся к окрестностям и свернул в проход между двумя одноэтажными зданиями из красного кирпича:
– Кажись, здесь должен быть этот дом…
Мы оказались перед унылым четырехэтажным строением из того же красного кирпича. Неподалеку от подъезда четверо мужиков в одинаковых серых кепках «забивали козла», чуть в сторонке рослая тетка в куртке с надписью «Адидас» выколачивала ковер, развешенный на футбольных воротах.
Мы приблизились к подъезду. Дядя Вася ознакомился со списком квартир и задумался: нужный ему семнадцатый номер отсутствовал.
Тут из подъезда, покачиваясь, как лодка на волнах, вышел плюгавый мужичонка с подбитым глазом.
– Друг! – проговорил он, проникновенно взглянув на Василия Макаровича и обдав его застарелым перегаром. – Как ты считаешь, отчего люди не летают?
– Ты поосторожнее, – отозвался дядя Вася, невольно отстранившись и задержав дыхание. – Сейчас навернешься и полетишь прямиком в лужу.
– Нет, друг! – не унимался алкаш. – А я думаю, все дело в низком качестве водки! Вот в прежние времена такая водка была хорошая – выпьешь грамм триста, и улетел! Потому как гнали ее из натурального зернового сырья, а не из химии всякой. А вот как ты относишься к такой мысли, что все люди братья?
– Положительно отношусь, – осторожно ответил Василий Макарович. – Только не все родные, некоторые – двоюродные.
– А если все люди братья, так не дашь ли ты своему брату десять рублей на опохмел?
– Десять рублей мне не жалко, а вот тебе пора бы завязать…
– Завяжу! Непременно завяжу! – заверил его алкаш, пряча деньги. – Вот только решу все насущные вопросы, стоящие перед человечеством, – и непременно завяжу!
– А где тут у вас семнадцатая квартира? – осведомился дядя Вася, воспользовавшись налаженным контактом.
– Это тебе Сенька Щукин, что ли, нужен? – насторожился алкаш. – Не ходи к Сеньке, он, сволочь, завсегда норовит за чужой счет выпить!
– Так все же – где эта семнадцатая квартира? – настаивал Василий Макарович.
– А это вот ты дом обогнешь, зайдешь под арку – там и будет еще одна лестница…
Тут алкаш наконец заметил Бонни и попятился:
– Нет, точно надо завязывать! Такое померещится…
Дядя Вася отправился в указанном направлении, а мы с Бонни остались дожидаться его на осеннем солнышке.
Василий Макарович подошел к двери семнадцатой квартиры и позвонил. Звонок продребезжал за обшарпанной дверью уныло и безнадежно, как одинокий паровозный гудок на бескрайних просторах Нечерноземья, и из квартиры донесся хриплый раздраженный голос:
– Ленка, зараза, открывай! Не иначе, к тебе кто-то из твоих хахалей притащился!
– Сам открывай! – ответил второй голос – резкий и визгливый. – Ко мне давно уже никто не ходит, это, видно, кто-то из твоих дружков-алкашей заявился!
Супруги еще какое-то время препирались.
Дядя Вася позвонил еще раз, и наконец за дверью послышались шаркающие шаги, брякнула цепочка, звякнул засов, дверь отворилась, и перед дядей Васей возник небритый тип в галошах на босу ногу, растянутых тренировочных штанах и трикотажной майке, пожелтевшей от длительного бессменного употребления.
За спиной его виднелась прихожая, имевшая такой вид, как будто в ней только что закончились съемки фильма из жизни обитателей негритянского гетто сорокалетней давности или наркопритона в Колумбии. Оборванные обои, потолок в грязных пятнах, раздолбанный паркет составляли художественное единство со своим колоритным хозяином.
– Кто такой? Чего надо? – осведомился Щукин, оглядев Василия Макаровича с ног до головы и с головы до ног. – Мы сантехника не вызывали…
– А я и не сантехник, – ответил дядя Вася строго. – Из милиции я! – И он сунул под нос Щукину свое милицейское удостоверение.
Удостоверение было просроченное, поскольку Василий Макарович давно уже вышел на пенсию, но Щукин вряд ли был способен на глаз определить такой незначительный дефект.
– А чего милиция? – забормотал он испуганно. – Мы ведь ничего такого! А если Шурка из шестой квартиры вам нажаловалась, так она все врет! Она эти сапоги сама мне отдала…