– Он ранен? Значит, это очень опасные люди, и Сережа не вернется живым!
– Да все будет нормально! – перебила я ее. – А сейчас, чем паниковать и лить слезы, помогите мне в расследовании. Вот что хотел узнать Василий Макарович…
Она взяла себя в руки и приготовилась внимательно слушать мои вопросы.
– С кем ваш Сережа обычно гуляет? – начала я.
Пелагея Петровна задумалась.
– С Петей Сковородниковым… – начала она. – С Колей Пустышкиным и еще с Васей Наклейкиным. Еще к нему часто заходили Леша Димочкин и Дима Ложкин, но они сейчас уехали с родителями на курорт…
– Значит, остаются Петя, Коля и Вася… – проговорила я, записав имена Сережиных приятелей в блокнот.
От Пелагеи Петровны я отправилась на первый этаж, к консьержке.
Та сидела в своей стеклянной будке, как рыба в аквариуме, и разгадывала кроссворд.
– Портупея! – сказала я, заглянув ей через плечо.
Она вздрогнула, отбросила газету и повернулась ко мне:
– Какая портупея? Где портупея? Почему портупея?
– Слово из восьми букв по вертикали. А вообще, нехорошо на посту кроссворды разгадывать.
– А что мне прикажешь делать? – окрысилась тетка. – Круглые сутки тут сижу без сна и отдыха…
– Бдительно наблюдать за входящими и выходящими!
– А ты сама-то кто такая? – консьержка подозрительно уставилась на меня поверх очков. – Что-то мне твоя личность знакома!
Я невольно восхитилась. Все-таки у тетки не глаз, а ватерпас! Видела меня утром в жутком прикиде, с зализанными волосиками, и все-таки запомнила. Нет, все не так просто с этой консьержкой.
– Кто я такая – это не всякому знать положено, – отрезала я. – А где положено – там знают. И, между прочим, там надеются на вашу помощь и сотрудничество. Вы ведь раньше во вневедомственной охране служили, на вахте сидели в режимном предприятии?
– Так точно! – отчеканила консьержка, приосанившись. – Двадцать лет как один день с пистолетом на боку! И за все время ни одного нарекания, а только четыре благодарности в приказе!
– Очень хорошо, – одобрила я. – Тогда вы тот, кто нам нужен. Вы окажете нам помощь в важном расследовании…
– В расследовании? – глаза консьержки заблестели. – Это я всегда! Вот к Алле Васильевне со второго этажа регулярно посторонний мужчина ходит, как муж на работу – так он тут…
– Это нас пока не интересует! – остановила я ее. – Мы сейчас заняты другим вопросом.
– Другим? – в голосе консьержки прозвучало сожаление. – А тот мужчина, он, между прочим, брюнет, может быть, лицо кавказской национальности…
– Нас в данный момент интересуют следующие лица: Петр Сковородников, Николай Пустышкин и Василий Наклейкин…
– Какие же это лица? – разочарованно протянула консьержка. – Это же простые мальчишки!
– Возраст не играет роли! – строго возразила я. – Знаете, как говорят – мал золотник, да дорог… в смысле опасен! Это с виду они простые мальчишки, а на самом деле…
– А на самом деле?.. – зачарованно повторила за мной консьержка. – Кто же они такие на самом-то деле?
– Не могу вам больше ничего сказать! Я и так уже сказала слишком много!
– Понятно… – кивнула консьержка. – Значит, записывайте. Петя, который Сковородников, – он в этом подъезде живет, в семнадцатой квартире. Хулиган.
– Хулиган? – переспросила я.
– Ну да. Дверью вечно хлопает, а если я ему замечание делаю – иностранными словами обзывается: ктулхой и носфератой.
– Ясно! – я сделала в блокноте пометку. – А остальные двое?
– Те-то, Коля с Васей, они из других подъездов, но к нам часто заходят. Приятели у них здесь. Коля Пустышкин – тот хороший мальчик, воспитанный. Всегда поздоровается, дверь непременно придержит, чтобы не хлопнула. Вася-то, то есть Наклейкин, – тот не очень-то, вроде Петьки, такой же хулиган…
– И что – последние дни они к вам тоже заходили?
– Коля заходил, а Наклейкин к бабушке уехал, в деревне у него бабушка, под Псковом…
Я всегда удивлялась тому, как много знают консьержки.
Вроде бы никуда не уходят, сидят у себя в подъезде, носки вяжут или кроссворды разгадывают – а при этом полностью в курсе всех дел, не только в своем доме, но и во всем микрорайоне: кто развелся, кто женился, у кого в семье прибавление, а у кого сына в армию призвали. Поэтому дядя Вася и велел мне поговорить с консьержкой – уж она-то наверняка все про всех знает!
– А как у них в семьях дела обстоят? – продолжила я расспросы. – Полные семьи? И папа, и мама имеются?
– Имеются, имеются! – закивала консьержка. – Только у Коли отец временный – то он есть, то его нету. Все равно как свет в нашем подъезде – то потухнет, то погаснет…
– Это как? – спросила я удивленно.
– А так – два месяца он дома сидит, а два месяца на каком-то перроне работает…
– На перроне?! – переспросила я. – Он что – железнодорожник?
– Зачем железнодорожник? Нефтяник он!
– Нефтяник? Тогда, может быть, не на перроне, а на нефтяной платформе?
– Во-во, на платформе! На нефтяной платформе в самой Африке! Какая только разница – на перроне или на платформе? По мне, так хоть на полустанке! Главное дело, что деньги он получает несусветные. И мало того, когда не работает, дома сидит, – такие же деньги ему идут! Он дома спит или, к примеру, полку на кухне приколачивает – а ему страшные тыщи капают. Вот умеют же некоторые так устроиться!.. А тут сидишь круглые сутки в этой стеклянной коробке, бдишь, как собака сторожевая, – и все за копейки!..
– Ну, я смотрю, вы не очень-то бдите! – Я выразительно взглянула на газету с кроссвордом, но моя собеседница сделала вид, что не поняла намека.
Прежде чем уйти, я задала последний вопрос из дяди-Васиного списка:
– А вы случайно не знаете, у этих… Пустышкиных и Сковородкиных, у них гаражей нету?
– У Сковородкиных? – переспросила тетка. – Это какие такие Сковородкины? Не знаю никаких Сковородкиных! Нету в этом доме никаких Сковородкиных и в соседних тоже!
– Ну, как же! Вы только что про мальчика Петю говорили, который иностранными словами обзывается!
– Так это никакие не Сковородкины, а Сковородниковы! И гаража у этих Сковородниковых нету, зачем им гараж? У них и машины-то нет. У них из транспорта только Петькин велосипед и хозяйственная сумка на колесиках, с которой в магазин ходят…
– А у Пустышкиных? У них-то машина наверняка имеется!
– А как же, – консьержка кивнула. – У Пустышкиных, у них целых две машины. У отца Колиного, который на перроне работает… тьфу, то есть на платформе… у него такая здоровенная машина, прямо как автобус похоронный, и тоже черная. Джип называется. А у мамаши – своя машинка, маленькая такая, зеленая. Это зачем же людям целых две машины? Нашим людям две машины без надобности!