Неправда о любви | Страница: 26

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Так вот, своему звонку я постаралась придать нужную интонацию – не слишком наглую, но уверенную и слегка утомленную.

За дверью послышались шаги, и простуженный женский голос осведомился:

– Кто здесь?

– Гражданка Светлова здесь живет? – спросила я самым официальным тоном.

– Ну, я Светлова! – отозвались из-за двери. – А вы кто?

В первый момент я жутко перепугалась. Как это Светлова? Ведь я своими глазами видела ее труп! Потом, голос совсем не похож… хотя голос – это неважно, она явно простужена, так что голос мог измениться… но труп…

И тут до меня дошла совершенно очевидная вещь. С чего я, собственно, взяла, что в этой квартире живет только одна Светлова? У Аллы вполне могли быть родственники… Хотя… что-то мне подсказывает, что вряд ли она согласилась бы жить в одной квартире со свекровью или сестрой мужа.

– Алла Светлова? – на всякий случай уточнила я.

– Она здесь не живет! – ответил простуженный голос из-за двери, и на этот раз в нем явственно прозвучал металл.

Да не простой металл, а здорово задубевший на сорокаградусном морозе.

Все ясно, простуженная особа не питает к покойной Алле теплых чувств. Но меня, курьера, тоже так просто не возьмешь, не на такую напала.

– А где она живет? – не сдавалась я. – Мне нужен ее адрес.

Замки заскрежетали, дверь открылась. На пороге возникло обмотанное шарфом существо женского пола неопределенного возраста. Впрочем, мелькнула у меня мысль, хоть возраст этой женщины и можно назвать неопределенным, но она явно немолода и куда больше подходит на роль жены того мужика, с которым разводилась Алла…

Впрочем, мысль была случайная и бесполезная.

– Заходите!.. – проворчала Светлова номер два. – Не обязательно кричать на всю лестницу. Соседи у нас очень любопытные… так кто вы такая?

– Курьер я. – Я постаралась изобразить максимум скромности и минимум амбиций. – Курьер из райсуда. У меня для гражданки Светловой документы… – И я потрясла перед ней тем самым конвертом, в который предусмотрительно засунула бланк, утащенный из суда. – Передать ей нужно…

– Давайте! – Светлова выпростала из-под шарфа руку и протянула за конвертом.

– Э, нет! – Я убрала конверт за спину. – Я могу отдать только лично в руки гражданке Светловой! Если вы даже родственница, все равно не положено!

– Положено, не положено! – забубнила хозяйка. – Давай мне, я ей сама передам…

– А паспортные данные? – строго сказала я. – А подпись?

– Да изображу я тебе подпись! – Тетка протянула руку.

Я не шелохнулась, и тогда она понимающе взглянула, и в ее руке откуда-то появилась мятая купюра:

– Возьми… я же понимаю, курьерам платят мало!

– Да вы что! – Я попятилась и изобразила возмущение. – Меня за такие вещи вышвырнут с работы!

– Да кто узнает-то? – Светлова понизила голос. – Нечего тут разыгрывать невинность! Зачем тогда пришла?

– Мне лично в руки передать надо… скажите, где я могу найти Аллу Светлову…

Я чувствовала, что разговор забуксовал, мы пошли по кругу. Вдруг откуда-то из глубины квартиры донесся мужской голос:

– Люся, кто там?

Я невольно вытянула шею, заглядывая за спину Светловой и прислушиваясь. Кажется, это был голос того самого мужика, с кем Алла была в суде, впрочем, я ни в чем не была уверена…

И тут простуженную особу словно подменили. Она надвинулась на меня, схватила за плечи, встряхнула, как куклу, и закричала яростным шепотом – если, конечно, можно кричать шепотом:

– Курьер, значит?! Знаю я, какой ты курьер! Вынюхиваешь? Высматриваешь? Кто тебя послал?!

– Никто… – пискнула я, отступая к дверям. – То есть судья Вострикова, Галина Михайловна…

– Знаю я, какая судья! – шипела она, вцепившись в мои плечи, как ястреб в курицу, или, скорее, как гарпии, ужасные птицы с женскими лицами из греческих мифов, вцеплялись в несчастных путников. – Знаю я, кто тебя послал! Так вот, передай своим хозяевам, что ничего у них не выйдет!

– Люся, кто там у тебя?! – снова раздался в глубине квартиры тот же мужской голос.

– Да это соседка за солью зашла! – ненатуральным голосом крикнула Светлова. – Не беспокойся, она уже уходит!

Одной рукой она продолжала сжимать мое плечо, а другой открыла дверь, вытолкнула меня на площадку, придала начальное ускорение и прошипела в спину:

– Проваливай откуда пришла, и чтобы я тебя больше никогда не видела!

Я от толчка пролетела целый лестничный марш, едва успевая перебирать ногами, и затормозила только ниже этажом.

Здесь я перевела дыхание, присела на подоконник и попыталась подвести итоги своего сегодняшнего похода.

Минусы его были очевидны: плечи саднило, там явно остались глубокие следы от когтей простуженной мегеры. Кроме того, она меня запомнила, и больше мне в этот дом не попасть.

Насчет плюсов было хуже.

Я толком ничего не узнала, даже не выяснила, кто была женщина с бурным темпераментом. Впрочем, я слышала в квартире мужской голос, скорее всего, голос того самого мужика, из-за которого так убивалась Алла…

Вдруг на площадке выше этажом открылась дверь. Я насторожилась, но по звуку поняла, что это была не та дверь, из-за которой меня только что выставили, а вторая, расположенная напротив.

Вслед за звуком открывшейся двери раздался громкий топот и грохот, как будто по лестнице спускался отряд кавалерии или скатывалась горная лавина, и из-за поворота лестницы показалось огромное светло-золотистое существо с разинутой пастью…

– Дуся! – вопил сверху женский голос. – Дуська, зараза, немедленно вернись! Кому сказали! Тварь непослушная, сколько можно повторять! Ну, я тебе устрою! Вернись сейчас же!

Эта интонация, одновременно рассерженная и умоляющая, была мне знакома. Точно так же я сама кричала на Бонни по три раза на дню, когда он вырывал у меня поводок и бросался в погоню за какой-нибудь драной кошкой или за приглянувшейся ему дворовой собачонкой. Поэтому я нисколько не испугалась, когда огромная золотистая зверюга с разбега налетела на меня и ткнулась в колени лобастой головой.

К счастью, я сидела на подоконнике, поэтому падать мне было некуда. Я даже умудрилась ухватить непослушную собаченцию за ошейник.

И, воспользовавшись моментом, как следует ее разглядела.

Это был такой же бордоский дог, как мой Бонни, только девочка. Я это сразу определила по тому чисто женскому взгляду, каким зверюга меня окинула. И еще по кокетливому золотистому ошейнику, украшенному мелкими стразами.

– Не бойтесь! – кричала, сбегая по лестнице, женщина лет сорока. – Не бойтесь, она не кусается! Дуська, зараза, не трогай человека! Инфаркт же будет!