Механики ответили утвердительными кивками.
– Мало того, фрикционный тормоз тоже заело. Видите? Его нужно смазать лучшим спермацетовым маслом! А вот кулачки перифлексной муфты не мешало бы подвинуть вперед… Если вы дадите мне установочную гайку с углом профиля резьбы в пятьдесят пять градусов, я смогу вернуть на место штангу с пазами. Одновременно мы могли бы отрегулировать кулачки и разработать фрикцион. Верно? Чего же мы в таком случае ждем?
Не прошло и получаса, как двойное бормотало забормотало с новой силой, и трансмиссия заработала на удивление ровно и тихо, словно крылья совы, хотя прежде ее работа сопровождалась хлопаньем прослабленных приводных ремней.
– Теперь срок службы ремней увеличится до полугода, – проинформировал Питер Лейк ошарашенных механиков, – а потребляемая мощность упадет. Считайте, что я сэкономил вам уйму горючего. Эта штука и без того похожа на воронку.
Пропустив мимо ушей непонятное последнее замечание Питера Лейка, механики повели его по машинному залу, задавая вопрос за вопросом.
– А это что такое? – поинтересовались они, указав на огромный колпак, находившийся над работающей паровой машиной. – Над этой загадкой мы бьемся уже не один десяток лет. Время от времени он начинает тарахтеть как безумный, правда, происходит это нечасто. Мы пытались открыть его, но нам не удалось даже сдвинуть его с места! Может быть, тебе и эта штука знакома?
– Обижаете! – оскорбился Питер Лейк. – Она знакома последней Канарской дворняге! Я мог бы объяснить принцип ее действия хоть по-филиппински!
– Вот этого, пожалуйста, не надо! – стал умолять его один из механиков. – Ты себе не представляешь, как она мучила нас все эти годы! Иногда она начинала трезвонить среди ночи, ты можешь себе это представить?
– Во-во, – подхватил второй механик. – А как поступать в подобных случаях, мы не знаем. Если ты не откроешь нам этой тайны, я покончу счеты с жизнью одним ударом киянки!
– Я тоже! – вскричал его напарник. Механики замерли в напряженном ожидании.
– Это – аварийное звонило, – гордо произнес Питер Лейк, похлопав рукой по почерневшему от неправильного обращения металлическому колпаку.
Механики недоуменно переглянулись.
– Посмотрите на эту машину, – сказал Питер Лейк, указывая на огромное изящное устройство, расположившееся под массивным колпаком. – Она прекрасна, как юная девушка, возвращающаяся июньским вечером с Кони-Айленда. Это настоящая паровая машина. Когда она начинает работать на полную мощность, давление перегретого пара становится таким, что он может разнести вдребезги любую машину, но в последний момент он открывает специальный клапан и поступает в эту камеру и начинает гонять по кругу тысяча восемьсот восемьдесят три серебряных доллара. К своему стыду, я не знаю, почему долларов должно быть именно тысяча восемьсот восемьдесят три. Таков уж обычай.
Механики в очередной раз лишились дара речи. Питер Лейк принял их молчание за выражение недоверия.
– Я могу это доказать, – сказал он, подводя их к дальнему краю установки, где находились рычажки весьма странного вида.
– Мы не знаем назначения этих рычагов, – поспешили признаться механики.
– Это фиксаторы звонила. Смотрите. – Питер Лейк повернул несколько рукояток. – Таким образом можно выставить определенный угол. Все, я понял! Этот угол составляет ровно восемьдесят три градуса! Они позволяют сбросить напряжение с трасс.
– С трасс?!
– Ну а с чего же еще? Судя по размерам этого машинного зала, их здесь не меньше двух дюжин. Иначе с таким оборудованием работать опасно. На любой трассе должен иметься аварийный клапан, верно? Когда инженеры разрабатывали эту систему, они думали не только о суммарной мощности ее установок и о коэффициенте ее полезного действия. Эта система является единым целым, подобным уравнению со многими переменными, все члены которого взаимосвязаны, или большому оркестру, дирижировать которым способен лишь тот, кто знает толк не только в музыке, но и в инструментах.
Он вновь подвел их к аварийному звонилу и слегка приподнял его над паровой машиной. Из образовавшейся щели вывалился серебряный доллар. Механик, поднявший его с пола, еле слышно пробормотал:
– Тысяча восемьсот восемьдесят три…
В обычных обстоятельствах при приеме в «Сан» нового главного механика Гарри Пенн пригласил бы его на обед к себе домой или в ресторан Петипа. Однако в этом июне в «Сан» царила необычайная суматоха, вызванная тем, что сотрудники редакции продолжали биться над разгадкой тайны недоступного ни для публики, ни для прессы гигантского корабля, бросившего якорь на Гудзоне. Как ни старались сотрудники «Сан», они не смогли узнать о нем ровным счетом ничего, хотя сутками находились на причале, пытались достучаться до мэра (побывавшего на корабле поздно ночью и вернувшегося на берег в весьма странном настроении), делали аэрофотоснимки, пытались исследовать судно в инфракрасном диапазоне и изучали информацию, приходившую из самых разных источников. На обычные дела, в том числе и на церемонию приема новых работников, времени у них, естественно, не хватало.
К тому времени, когда изнуренный непосильной работой Прегер де Пинто провел краткое интервью с Питером Лейком, тот успел приобрести вид настоящего механика. Сначала он подровнял усы, постригся и раз пять помылся под душем, после чего купил себе новый костюм старомодного фасона (в этом смысле он был неоригинален, поскольку стиль одежды Гарри Пенна и многих работников «Сан» ассоциировался с концом девятнадцатого, но уж никак не с началом двадцать первого века). Иными словами, несмотря на многочисленные шрамы, он приобрел вполне цивильный вид. Однако если бы Прегер де Пинто заглянул ему в глаза, он понял бы, что Питер Лейк явился сюда совсем из другого мира и из другой эпохи. Однако Прегер этого не сделал, на лице же Питера Лейка было написано лишь то, что он честен и исполнителен. Он нисколько не походил ни на интеллектуала, ни на художника, ни на юриста, ни на банкира и казался скорее строителем, машинистом или рабочим с сильными и достаточно грубыми руками, прямым носом и мощным низким голосом. Прегер, не заметивший в нем ничего странного и не признавший в нем бродяги, пялившегося на них через ограду ресторана Петипа (надо сказать, что Питер Лейк тоже не помнил лица Прегера), тут же забыл о новом главном механике, согласившемся работать на ставке стажера (бывший главный механик Трамбул решил не спешить со своим увольнением).
Почти все время Питер Лейк проводил среди машин. В свободные от работы часы он сидел в снятой им клетушке, из окон которой были видны только крыши окрестных зданий. Незаметно для себя он превратился в типичного жителя Нью-Йорка – забытого всеми и одинокого.
Прекрасные июньские дни то и дело омрачались налетавшими на город с запада необычайно сильными грозами. Из возникавших словно ниоткуда свинцовых туч, похожих на змеиные логовища, на город обрушивались потоки воды и града. Молнии раз за разом с удивительной точностью били в антенны небоскребов Манхэттена, оглашая громом все авеню от Вашингтон-Хайтс до Бэттери.