Алёна постояла около раритетной калитки в раритетном же заборе, подергала за ржавую ручку, не сразу сообразив, как открыть. Оказалось, надо отодвинуть фанерку чуть выше ручки, просунуть туда руку и поднять внутренний крюк. Хитро, ничего не скажешь. Гарантия безопасности!
Крюк оказался тоже ржавый, и Алёне пришлось ополоснуть руки в бочке с дождевой водой, преграждавшей путь к крыльцу. Вытерев ладони о лопухи, притулившиеся к бочке, она вдруг ощутила, что злость ее непостижимым образом испарилась. Не осталось даже элементарного боевого задора. Неужели у дождевой воды и лопухов были какие-то особенные свойства — успокоительно-примирительные и всепрощающие? Честное слово, Алёне захотелось плюнуть на все показания на свете и просто посидеть на этом покосившемся крыльце — щелястом, покрытом плетенным из тряпочек половиком. Тряпочки когда-то были, наверное, яркие и разноцветные, но теперь все вылиняли до однообразного бледно-сине-розового состояния и из-за этого казались еще более уютными.
Честно сказать, ничего, кроме как сидеть на крылечке, Алёне делать не оставалось, потому что на двери с огромной белой цифрой два висел замок — тоже из далекого прошлого, как и сам этот дом, и крыльцо, и половики, и бочка с дождевой водой.
Итак, бабульки дома нету. Куда ж она подевалась?
— В сад она отъехала, в сад! — ответил надтреснутый голос, и у Алёны похолодела спина от мысли, что ей отвечает сам дом.
Впрочем, только такая фантастка-невропатка, как она, могла дочухаться до этой догадки, потому что нормальный человек мигом сообразил бы, что голос принадлежит старушке, стоявшей на соседнем крыльце. Нет, ну в самом деле, если бы заговорил дом, он уж как-нибудь изъяснялся бы стариковским, а не старушечьим голосом, потому что он, дом, — мужского все же рода!
— Тому дня три, как уехала.
Алёна вскинула брови. Получалось, свидетельница Лунина написала заявление на писательницу Дмитриеву — и быстренько смылась, опасаясь мести… вышеизложенной писательницы.
Алёна хихикнула и тут же приняла серьезный вид, однако старушка на ее вид внимания никакого не обращала. Такое впечатление, что ей охота было с кем-нибудь лясы поточить, а с кем и по какому поводу — все равно. Может быть, подумала Алёна, исподтишка разглядывая ее линялое платье и линялый же платочек, это на самом деле и не старушка вовсе, а такой же тряпичный половичок, лежавший на крылечке Луниной? Надоело ему лежать молчком, дай, думаю, обращусь в человека, разомнусь малость, а заодно сообщу гостье что-нибудь интересненькое…
Оно, конечно, половичок тоже был мужского рода, и ему следовало бы обернуться старичком, но, может статься, на соседнем крыльце лежала дорожка, оттого старушка из нее и произошла? Словоохотливая такая старушка-дорожка!
— Собралась, главное дело, так внезапно, будто с печки упала. Как пришла к ней эта высокая, в красном, так и схватилась Клара Ивановна собираться: ты, говорит, Варвара Никитична, не скучай, мне в сад надобно. Ну и поехала, садоводка, значит, наша!
Итак, старушку-»дорожку» звали Варварой Никитичной. Но это было далеко не самой ценной информацией, которую она выболтала. Лунина уехала в сад — на дачу, стало быть, — после визита какой-то «высокой в красном». Что-то забрезжило в памяти Алёны при этих словах, но она еще не могла разобрать, что именно, а потому уточнила:
— Эта высокая в красном — она какая была? Молодая? Пожилая? А выглядела как?
— А не могу сказать! — развела руками Варвара Никитична. — Не разобрала я. Мельком видела ее, это раз, а главное дело, она в такой блузке была, что за ней ничего не видать. Вся вот… вот… — Она повела вокруг своего тощенького стана бледными руками, порытыми старческими веснушками. — Вроде и ничего в ней особого нет, а зафуфыристая до ошеломления, по глазам так и бьет. Я хоть и старая уж, а и то стала — руки врозь: ну и блузка, думаю, с ума сойти можно! Нынче пошла на Покровку в «Дирижабль», гляжу — Матушка-заступница, а такая ж блузка в витрине стоит в этом, как его… ботике, значит… утром видела… как же его зовут-то, ботик этот…
Старушка вся скукожилась, пытаясь вспомнить, а Алёну в это мгновение настигло просветление, и она вспомнила, где видела «зафуфыристую до ошеломления» красную блузку. Вернее, алую.
Высокая женщина в алой блузке прошла мимо злополучной «Газели», у которой стояла Алёна Дмитриева, зажавшая в горсти свой разбитый нос, — прошла, не обратив на писательницу ни малейшего внимания. Строго говоря, Алёна на нее тоже не взглянула — не до того было, само собой! Зато невероятно алая блузка запомнилась. Потом женщина в такой же блузке навестила Лунину, после чего та отбыла в сад, написав злокозненное заявление на Алёну Дмитриеву и подведя ее очень сильно под монастырь. А что, если…
Глупости, конечно, это глупости, но напрашивается некая связь между двумя высокими красноблузочными женщинами. А что, если та, которую видела Алёна возле «Газели», — убийца или пособница преступника? Наверное, она далеко не ушла, наверное, следила за развитием событий, поняла, что появился шанс свалить вину на другого, вернее, на другую, крепко запутав следствие и отведя от себя подозрения. Ну, если ее саму или ее сообщника могли заподозрить, значит, они каким-то образом были связаны с этим Сергеем Коржаковым. Каким? Вряд ли у Алёны есть шанс легко и просто об этом узнать. Но она вполне может пойти и посмотреть на ее блузку в витрине некоего «ботика»… на мгновение блестящий шлягер всех времен и народов: «Ну что ж вы ботик потопили, гады?!» вспомнился ей, и Алёна еле сдержалась, чтобы нервически не расхохотаться.
— Шалун! — внезапно воскликнула «дорожка» Варвара Никитична. — Ну конечно, ботик называется «Шалун»!
Совершенно верно, встрепенулась Алёна, был на Покровке бутик женской одежды под называнием «Шалон»… что это означает, Алёна знать не знала и ведать не ведала, да и не сильно хотела — прежде всего потому, что товарец там был выставлен не про ее кошелек и даже не про ее банковскую карту. Но посмотреть-то на этот товар бесплатно можно или нет? С пользой для дела? Ведь в магазины такого уровня, как правило, вещи привозят в количестве считаном. Ну, две от силы алых блузки может там оказаться! Одна на витрине, другая… другая продана загадочной даме. И наверняка продавщица или хозяйка вспомнят, кто именно ее купил. Конечно, они могут не захотеть об этом говорить, но Алёна решила не настраивать себя на неудачу, а решать проблемы по мере их поступления. Первым делом найти бутик и поглядеть на блузку в его витрине. Потом — все прочее.
Нет, первым делом надо поблагодарить Варвару Никитичну. Может быть, даже заплатить ей, чтобы не вышло так же, как с Луниной… или она обидится? Алёна нерешительно раскрыла сумку, оглянулась — да так и замерла.
На соседнем крыльце никого не было. Наверное, Варвара Никитична вернулась в дом… может, там телефон зазвонил или еще что… странно, почему же Алёна не видела, как она ушла? А вдруг…
Че-пу-ха!
Алёна спустилась во двор и просто-таки физически заставила себя остановиться, чтобы не подняться на соседнее крыльцо и не убедиться своими глазами, что старушка не превратилась вновь в дорожку и не лежит на ступеньках — все такая же изрядно вылинявшая и добродушная.