— Сильно?
— Чего?
— Бить?
— Без разницы. Ей заплачено. Но врезать надо, чтобы она потом на очняке сказала — били, потому и не сопротивлялась…
— Стоп. Какой на хрен очняк?! Ты что, Домино, меня под статью гонишь?!
— Тихо. Никакой очной ставки не будет. Это подстава, — по слогам произнесла Марта.
— А если нет? Если ты мне баки вколачиваешь?
— Нет, Вова. Все честно. Девка — бикса из Москвы. Можешь проверить. — Марта усмехнулась. — Я же не дура, Вова. Пробей девку, она вся засвечена.
— Готовилась? — хмуро спросил Гудвин.
— Готовилась, Вова, а как же. Девка две недели за городом загорает, свежачок готовит. Но для серьезного дела по статье — не катит. Пробы ставить негде. — Марта налила себе немного коньяку, чокнулась с пустой рюмкой Гудвина и быстро выпила. — Я, Вова, знала, что ты мне не поверишь. Бланки задержания девки в Москве — твоя, Вова, страховка. За таких, как она, срока не вешают.
С нескрываемым удивлением Гудвин смотрел на Марту. Он еще не до конца понял ее план, но уже чувствовал — прокола не будет. Домино подготовилась на совесть.
— Завезешь девку в лес и отхаришь. Боря смотреть будет. Бикса так под тебя ляжет, у Бори слюни потекут. Никуда не денется, вторым полезет.
— А если нет?
— После порнухи, под кайфом, полезет. — Она усмехнулась. — Я девке инструктаж провела, как и чего делать, как лечь, чего говорить. Не устоит, золотой. Полезет.
— Ну, ты даешь, Домино! — выпалил Гудвин. — Круто завернула!
Не обращая внимания на похвалу, Марта продолжила:
— Девка чистая, резину не надевай. Потом для мазков сперма понадобится. Усек?
— Усек.
— Кокаина Борику столько дашь, чтобы потом в башке один туман остался. На дачу поедете на моей машине.
— Почему?
— Об этом позже. Сейчас о главном. Нужен чистый, не прикормленный мент. Есть у тебя такой?
Гудвин поскреб в затылке.
— Прикормленных до черта. Зачем тебе чистый нужен?
— Чтобы информацию на сторону не слил. Мент должен быть без подвязок. Это обязательно, мы на себя работаем. Найдешь такого за два дня?
Гудвин прикурил задумчиво и произнес:
— Есть один. Одноклассник бывший.
— Чистый?
— Молодой, отвечаю. А насчет фрахта… не знаю. Вроде не берет.
— Договориться сможешь?
— Смотря о чем.
— Игру сыграть. Девка заяву напишет, мент ее колоть начнет.
— Заяву вправду напишет? — спросил осторожный Гудвин.
— Нет. Регистрировать не будем. Когда мент на Борика страху нагонит, он к тебе побежит. Чай, подельники. — Домино криво усмехнулась. — Все вопросы будут решаться только через тебя.
— А если он еще где подстрахуется?
— Не смеши меня, Вова. Когда он к тебе прибежит, ты ему такого горбатого залепишь — обмочится. Групповуха статья паршивая, с такой кича — не гранд-отель.
Гудвин растянул губы в улыбке. Он уже представил, как трясущийся потный толстяк слушает байки о том, что в СИЗО с «шерстяными ворами» делают. «Как бы ласты не загнул, жирный», — усмехнулся Вова.
— Сделаем, Домино.
— Хорошо, Вова. От твоего мента нужен допрос в кабинете. Чтоб все чин по чину. Протокол, подписка о невыезде… Сможет он такое?
— А чего тут не мочь-то? Сделаем! — Гудвин уже веселился. Затея Домино ему нравилась — прижать позорной статьей хитрого еврея, забава крутая. — А твой-то интерес где, Домино?
— Алиби. Я дам Борису алиби. Но это, Вова, моя забота.
— Ну. И все?
— Нет. Ты мне поможешь. Нагонишь на Борю тоску зеленую, мол, не боишься обидеть Марту? Не боишься разозлить? Обидишь, а она в ответ тебя и сдаст…
— Фигня, — протянул Гудвин.
— Для тебя, Вова, фигня. Для его еврейской мамы — позор на всю седую голову. Боря предо мной до конца дней на цыпочках ходить будет.
— Н-да, — крякнул Гудвин, — это выгорит. Сара с Самуилом его линчуют, если узнают.
— То-то же.
— Машина почему твоя?
— А потому, Вова, что Боря трус, но не дурак, — выдала Домино. — Сначала он предложит откупиться. Ты денежки возьмешь, «съездишь к потерпевшей» и доложишь — девка денег не берет, крови хочет.
— И тогда… — проявил догадливость Гудвин, — Боре понадобится алиби.
— В точку. А для алиби твоя машина не подходит. Ты, Вова, извини, красиво жить привык. Твоя тачка одна на всю область. А у меня белая «девятка», таких пятьдесят на сотню. Понял?
— Не очень, — признался Гудвин.
— Все должно быть достоверно, — начала растолковывать Домино. — Какое может быть алиби, если потерпевшая четко опишет лица и единственную в городе машину? Никакого. Мент-то у нас чистый, на взятку не пойдет. Так что алиби должно быть непробиваемым. — Марта прикурила от предложенной зажигалки и продолжила: — Вот если тебя кто, Вова, спросит: сядешь ты в белую «девятку» после своего шикарного кабриолета? Нет, Вова. Весь город знает — ты скорее сдохнешь, пешком пойдешь, но на меньшее, чем «мерседес», не согласишься. Так? Поэтому моя машина тоже лыко в строку…
— Но ведь Борик тоже знает, что я без своей тачки никуда, — буркнул Вова.
— А ты ему скажи, что хорошему другу уважение сделал — дал машину напрокат. Пусть какой-нибудь паренек на твоей тачке по городу покрутится. Это, Вова, твое алиби. Стекла у машины тонированные, кто за рулем сидит, ни один бес не разберет. А «разводить» Борю надо грамотно. Он дни и ночи надо всем думать будет. Если где проколемся, вмиг учует.
— А сперма? — недовольно бросил Гудвин.
— А деньги? — в тон ему сказала Марта. — Мне девке и твоему менту из своего кармана платить неохота. Скажем, надо медикам на лапу сунуть, чтобы мазки «протухли». Дело обычное, я узнавала. И Боря поверит. Он сам взятками дышит. Это во-первых. А во-вторых… кто в лесу, насилуя, презерватив надевает? Боря может не надеть, так что об этом заранее подумать надо, — сказала Домино и повторила: — Все должно быть достоверно. Мы ему алиби — он нам вечную благодарность. Марта добрая, она ему и машину свою для шалостей дала…
Уже не скрывая восхищения, Гудвин смотрел на Домино. Какой ход, а! «Добрая», верная женщина прикрывает опозорившегося любовника, зная, что на ее машине он завез девушку в лес и изнасиловал. Сильно! По-мужски сильно и красиво. Такие поступки ценят всю жизнь.
— Ты, Марта, тачку потом не выбрасывай, поставь перед его окнами в цемент. Пусть до последнего дня напоминает Боре, кто его шкуру спас.
Марта вяло махнула рукой:
— Пустое, Вова…