«Что делать?! — билось в голове Марты. — Спокойно, Домино, спокойно. Первым делом следует отсечь Гудвина. Отправить его из города куда подальше, пусть проветрится. А самой дела улаживать».
Марта еще раз посмотрела на часы, взяла сотовый и набрала номер подруги:
— Алло, Ляля, это я. Доехала до места?
— Нет. Этот чертов автобус сломался. Два часа стояли, только в город въезжаем.
«Слава богу!» — чуть не вырвалось у Домино.
— Ляля, выслушай меня. Все очень серьезно. К дому мамы ты должна подъехать на белой «девятке». Такой, как у меня. Обязательно. В квартире тебя кто-нибудь ждет?
— Нет. — Лялина мама жила в крошечной, завещанной дочери квартирке на окраине. Девушка ехала на родину, чтобы уступить уже ненужную площадь родственникам за полцены. — Двоюродные сестры у себя, дядя…
— Позвони им, — перебила Марта, — и сообщи, что приехала не одна. С тобой друг.
— Кто?! — опешила та.
— Ночью на моей машине к тебе приедет Гудвин. Ты должна обеспечить ему алиби.
— Чего?!
— Алиби, Ляля, алиби. Он впутался в нехорошую историю, ему надо помочь.
— Хорошо, — чуть слышно пролепетала Ляля. Гудвин и главбух фирмы были любовниками. Не от слова «любить», а от словосочетания «Вова» и «похоть», но в русском словаре подобных сочетаний не предусмотрено.
— Запомни, Ляля, — белая «девятка», — настаивала Марта. — Надеюсь, другие номера никто не запомнит и внимания на них не обратит. Шофер тебя высадит у подъезда и уедет. Потом, если понадобится, скажете — это был Вова, он высадил тебя и поехал в магазин за закуской. Все поняла?
— Да.
— Тогда адью. Мне позвоните только утром…
Телефонная трубка чуть не выскользнула из влажных от испарины ладоней. Марта обтерла руки о подол платья и пошла к бару. Следует немного выпить, снять напряжение и прийти в себя. Для разговора с Гудвином ей понадобится весь арсенал железного интригана — спокойствие, убедительность и детально подготовленные ответы на каждый из возможных упреков.
Но к тому, что сообщил ей Гудвин, Марта подготовиться все же не сумела. Даже буйной фантазии Домино не хватило, чтобы представить реальное положение дел.
Он позвонил около десяти вечера.
— Домино, ты чё, в натуре, замутила, сука! Твоя бикса Борин ствол сперла, нас чуть не положила!! Ты чё, в натуре, лажу гонишь! Боря чуть не обосрался! Это твоя…
— Стой! — перебила Марта. — Какой ствол?!
— Зарегистрированный, б…! Ты кого разводишь, сука!!!
— Подожди! — заорала Домино. — Заткнись! Сам придурок! Ты кого в машину посадил?!
— Твою… — начал Вова.
— Ты деревенскую девку снял!! Я тебе что, дураку, сказала?! Девка в красном сарафане навыезде из деревни!
— А я? — уже спокойней пробасил Гудвин.
— А ты?!?! Ты взял девчонку в красном платье, на въезде! В платье, Вова, понимаешь, в платье! А надо было в сарафане, это такая фигня на лямках!
— Б… — Гудвин выругался длинно и матерно.
— Про въезд и выезд я вообще молчу. — И выдохнула: — Где вы сейчас? Где Боря?
— Стою на улице Красина у рыгаловки. Боря в сральник пошел… еле донес…
— Так. Слушай сюда. Сажай Борю на такси, сам езжай в Кашин к Ляльке. Она тебя ждет…
— Зачем?
— Слушай! Днем, на своей машине, я довозила Лялю от работы до дому, потом на автовокзал. Сама я из машины не выходила, ждала у подъезда. Очевидцы подтвердят — Ляля уехала на белой «девятке» в четыре часа дня. С тобой. Моего лица никто не видел. Понял? Сейчас Лялька звонит родне, говорит, что приехала с другом. Так что меняем план — тебя в городе не было с четырех часов дня. Ты уехал в Кашин вместе с подругой. Ясно!
— Понял, — буркнул Гудвин. — А Борю куда?
— Ко мне. И все. Остальное — моя забота.
— Я это… Домино, в натуре, не знал. Девка брыкаться начала, я ей под дыхало… как ты велела. Она поскулила и замолкла. Я ж… думал, вы так договорились. Для натуральности… притворяется она…
— Все, Гудвин. Потом говорить будем.
Когда Борис Аркадьевич ввалился в квартиру Домино, он был уже в полуобморочном состоянии. Рухнув на колени в прихожей, обхватил голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, завыл нудно и громко:
— Прости-и-и! Марта, прости-и-и!
Домино наклонилась к любовнику и влепила пощечину в пухлую щеку. Голова Бориса дернулась, он зарыдал, ловя воздух разинутым ртом:
— А-а-а, Марта, а-а-а!
Марта врезала еще раз, и голос мужчины затих до слабого скулежа:
— Марточка, я сам не знаю… я ничего не помню, я ничего не соображал. — Слезы, перемешиваясь со слюной, текли по подбородку, Гольдман их не утирал, мотал щеками, как перетрусивший бульдог, и выл.
Брезгливо морщась, Домино сходила на кухню за стаканом воды.
— Пей, — приказала она.
Обливаясь и захлебываясь, Борис выпил воду и, не удержав стакан в руках, уронил его на ковер.
— Встань.
Борис схватился мокрыми пальцами за дверной косяк, попытался встать, но дрожащие ноги подломились, и он рухнул на пол. Стоя на четвереньках, толстяк тряс головой и плакал.
— Размазня! — прикрикнула Марта. — Вставай! Меня крокодильи слезы не жалобят. Мерзавец!
— Вова тебе позвонил? — всхлипывая, спросил Гольдман. — Все рассказал?
— А куда ему еще звонить?! — возмутилась Марта. — Вы на моей машине девчонку изнасиловали!
От слов, жестко определяющих суть поступка, Борис Аркадьевич завыл, заскулил и чуть не задохнулся от ужаса.
На какое-то мгновение Марте стало жаль толстого, наивного еврея. Она помогла ему подняться и, поддерживая, повела в гостиную к дивану.
Борис Аркадьевич рухнул, пружины скрипнули под его весом, и хозяин «Гелиоса» успокоился среди мягких подушек. Карие навыкате глаза уставились в потолок; любовник Домино впал в некое подобие ступора.
Марта разглядывала круглое, в красных пятнах лицо и думала, что делать, если изнасилованная девушка уже сидит в гинекологическом кресле и врач берет у нее мазки на анализ спермы.
— Боря, ты резину надевал?
— Чего? — не отрывая глаз от люстры, спросил Гольдман.
— Я говорю, ты презерватив надевал?
Секунду подумав, толстяк покачал головой:
— Нет. И Вова тоже…
«Теперь действительно придется выходить на медэксперта, — подумала Домино. — Если Гудвина возьмут, он меня порешит. Сразу не получится, так потом, — откинется с зоны и зарежет. Позорной статьи он мне не простит».