На кухне, как показалось Землероевой, разговаривали о ней. Наверное, стоящий у окна, дающего обзор на подъездную дорожку, мажордом увидел Дусину машину, что-то высказал экономке, повару и Даше по поводу приехавшей гостьи. Как только Евдокия переступила кухонный порог, Игнатьевич замолчал, слегка демонстративно увлекся чашкой с чаем.
– Добрый вечер, – воспитанно проговорила Дуся. – Кто-то из хозяев дома есть?
– Пока все в больнице, но приедут где-то через час, – доложила горничная. – Ужинать будете или остальных дождетесь?
– Спасибо, я сыта, – улыбнулась Дуся и пошла на выход к коридору…
– Простите, Евдокия, – остановил сыщицу сочный и важный баритон мажордома.
Землероева обернулась.
– Мне тут позвонила теща… Вы, оказывается, навещали моих родных?
Возможно, неприязнь, прозвучавшая в голосе «лорда-привратника», была вызвана самим фактом – звонком неугомонной и зловредной тещи. Но Дусе показалось, что Лев Игнатьевич намеренно произнес «навещали» брезгливым тоном, показывая отношение к профессии сыщицы.
Евдокия уже успела привыкнуть к подобной реакции некоторых господ: презрительно изогнутые ноздри, взгляд свысока – подглядывать, милейшая, изволите, мусорные ведра вас интересуют?..
Но также Дуся привыкла и не отбрехиваться, упирая на профессиональные обязанности, а ставить сих господ на место.
– Вас что-то беспокоит, Лев Игнатьевич? – спросила с максимальным спокойствием. – Где-то в вашем доме кучка грязного белья припрятана?
Лошадник растерялся.
Неужели рассчитывал смутить молоденькую сыщицу, упрекая в излишнем старании?
– Занимайтесь-ка своими делами, Лев Игнатьевич, а мне позвольте исполнять свою работу. – Евдокия повернулась к заинтересованно поглядывающей экономке, улыбнулась: – А вам, Алевтина Викторовна, горячий привет от Зиновия и Томы. Я их сегодня видела.
Алевтина Викторовна замялась, покосилась на раздувающего малиновые щеки мажордома, пробормотала:
– Как они?..
– Нормально. Поют вам дифирамбы.
На этой позитивной ноте Дуся вышла вон.
Рассерженно шагая по коридору – презрение к ее работе еще цепляло за душу, – чуть не споткнулась о кота, вскрикнула. Обрадованный удачной засадой, Фотий побежал вдогонку, постарался уцепиться за брючину когтями и проехаться по скользкому паркету…
Рассмешил. На третий этаж Дуся поднялась с котом и несколько поправленным настроением.
Через полчаса к ней в комнату пришла Дарья с подносом:
– Карим сказал, вам его пирожные безе понравились.
Евдокии показалось, что чай к ней в комнату отправлен фактом доброй воли, знаком примирения с прислугой. Даша на разведку была выслана.
– Попробуйте, пожалуйста, сегодня безешки особенно удались…
На ночевку в дом вернулись женщины и Денис. Миронов остался дежурить в больнице, отправил дочь, жену и тещу отдохнуть, брата уговорил поспать немного. Смертельно уставшая Инесса попросила Алевтину подать чай с пирожками и пирожными на второй этаж в ее гостиную, куда пришли и Анна с мамой, Дуся, Дэн.
– Врачи надеются на положительную динамику, – массируя пальцами виски, болезненно щурясь, сказала Зося. – Спасибо вам, Евдокия, за Егора Валерьевича, его химики-медики разработали некий состав, прислали в больницу, Евгению сейчас ставят капельницы с этим раствором. Вроде бы работа почек нормализовалась… Печень заработала. Надеемся на лучшее.
Потерянная Инесса Сигизмундовна, не чувствуя вкуса и температуры, прихлебывала чай. Анна и Денис молча кусали пирожки, от разговоров о болезни все измучились, устали.
Евдокия не знала, как себя вести: пытаться всех немножечко растормошить, отвлечь, соболезнования бестолково выражать или заткнуться на фиг – кому нужны ее слова? Находиться рядом с опечаленными родственниками – мука мученическая, не знаешь, куда деть глаза и руки, где встать и что сказать.
Дуся неловко мялась и молчала; от неуклюжей немоты спас телефонный звонок от Паршина. Евдокия извинилась перед хозяевами и, прямо скажем, с облегчением сбежала из гостиной.
…Паршин решил поделиться с Дусей информацией, полученной от одного, по его словам, «старого ипподромного барабана». Дедок с послевоенных времен заседал на ипподроме, знал всех и вся, «болел лошадками» не хуже Льва Игнатьевича.
Слушая командира, Дуся рассеянно спустилась на первый этаж, забрела под лестницу, села на банкетку…
– Гаврилович Леву знает, – докладывал Олег. – Считает, что тот имеет толк в лошадках. Играет наш Лев действительно по маленькой, Гаврилович никогда не слышал, чтобы тот сильно прогорел, – расчетлив и азартен в меру. Но вот относительно казино… Относительно казино наша прежняя информация не совсем верна. Лев Игнатьевич потому и завязал с фишками, что крупно залетел. Спустил приличную сумму и долго поносил «шулеров крупье, заряженные автоматы, настроенные на проигрыш рулетки». После того как продулся, вернулся к «честным» лошадкам и в казино – ни ногой.
– Ты можешь узнать, в каком казино играл Лев Игнатьевич и расплатился ли он с долгами? Вдруг до сих пор «на счетчике висит»?
– Уже работаю, – проговорил Олег. – Завтра встречусь кое с кем, меня сведут с одним человечком, у которого Старостин мог денег занять… Был слушок. Провентилирую.
– Отлично. Завтра на созвоне.
Распрощавшись с командиром, Дуся долго сидела на банкетке, мяла телефон в руках. Крутила в голове последние известия: все как-то вдруг и ловко стало сходиться теперь на мажордоме… Игрок, жена и теща, как сумасшедшие пылесосы, тянут деньги, очень уж напрягся, когда узнал, что под него копают… Для челяди привычен, как застарелое пятно на стенах, – пройдет по кухне до коридора, никто внимания не обратит…
Неужто он?
Посмотрим по-другому. Лошадник – ждет конюшню; если б Женя умер, навряд ли бы Мирон стал вести дальнейшие разговоры о содержании лошадок. Напрягся, потому что теща гадостей наговорила. «Пятно на стенах» – тот еще вопрос.
Так он или не он?..
Под лестницей почти совсем стемнело; судя по хлопкам дверей на втором этаже, Мироновы и Сигизмундовна разошлись по спальням. Дуся тягостно глядела перед собой, упиралась взглядом в большую вазу под зеркалом… Мозги отупели от безысходных мыслей, извилины запутались в узлы…
По лестнице над головой прошелестели шаркающие шаги, до Евдокии донеслось невнятное бурчание…
И накатило дежавю. С такой стремительной пугающей силой ударило по нервам ощущение повторения чего-то страшного… знакомого… что Землероева оцепенела. Откуда эта жуть нахлынула?! Откуда?!
Вжав шею в плечи, Дуся приросла к банкетке. Дом с высоченными, почти невидимыми в полутьме расписными потолками мог навеять только музейные воспоминания, но там Евдокию никогда до жути не пугали. Уютная банкетка совсем не походила на лавочку в пустынном полуночном парке… Лестница над головой… Точнее, подлестничное помещение…