– Ты что несешь, придурок?! Ты что несешь?!
На несколько секунд Назар замер так, словно сзади его ударили поленом. Потом развернулся – я повторила его маневр – и увидел детектива Андрюшу с надкусанным пирогом в руках.
– Чего ты лепишь?! Тебе мало, что она тебя от пули закрыла?!?!
Не знаю, когда в последний раз кто-то называл Туполева придурком в глаза, но, факт, забыть значение эпитета он не успел. Вскочил с лавки, зацепил бахрому пледа за пуговицу и стащил покрывало с меня. Руки его мгновенно сжались в два крепких кулака, а губы прошептали:
– Ты что сказал… Ты что сказал? – словно не веря своим ушам, повторял он.
– Что слышал! Для тупых не повторяю!
– Да я тебя… – перешагивая лавочку и плед, сипел Туполев в манере дворовой шпаны. – Урр-рою, падла!!!
– Давай! – отшвыривая недоеденный пирог и расставляя руки, приглашал Андрей. – Давай! Выходи! Один на один. Как настоящий мужик.
Бессонная, полная переживаний ночь подействовала плохо не только на Андрюшу. Мои рефлексы клуши-наседки тоже притупились. Не пытаясь вмешиваться, с разинутым ртом, я смотрела, как двое мужиков – один в костюме за несколько тысяч долларов, другой в потертой брезентовой штормовке – размахивают кулаками и уворачиваются; как от дома несется охрана, и, повизгивая, мечется свекровь.
Год назад, когда Андрей помог нам распутать череду неприятных происшествий в доме туполевско-го друга, Назар предложил сыщику работать на него.
Андрей тогда отказался. Категорически и твердо, не объясняя причин.
Близко мужчины познакомились уже после нашей свадьбы, но никогда (!), никогда не выражали открытой неприязни. Мне казалось, они даже симпатичны друг другу…
И вдруг. Как два бойцовых петуха носились по кругу – Туполев гаркнул охране «не вмешиваться!» – и молотили кулаками воздух. Потом, наконец изловчившись, Туполев треснул сыщика по скуле, но тот, не оставшись в долгу, влепил ему под ложечку.
Дальнейшая схватка происходила уже на земле. Мужчины выпускали пары и старались на совесть и забаву зрителей.
– Прекратить!!! – заорал подбежавший генерал и сделал знак подчиненным – растащите драчунов.
Сумасшедший день славно встречал рассвет.
Драчунов растащили – хозяина поместья усадили на лавку, Андрея основательно тряхнули и поставили на ноги, – Назар утирал разбитый нос, сыщик, морщась, трогал указательным пальцем передний зуб.
Я сидела на лавочке как вкопанная.
– Он что у тебя – сумасшедший? – зло буркнул муж, прикладывая под нос платок и жестом свободной от забот о ранах руки прогоняя зрителей.
– Это ты сумасшедший!! – снова взвился Андрей, а я сделала вид, что не поняла вопроса. – Как ты можешь говорить о ней – «шашни»?! Да она… Да она святая у тебя!!
«Ну прям уж и святая, – уныло подумала я. – Врушек к раю близко не пускают…»
– Она себя под пули подставляет!! – кипятился Андрей. – Твою! Твою шкуру спасает! Да как ты можешь в чем-то ее подозревать?! – И, опустив голову, махнул рукой: – Эх ты… мужик называется…
Мне редко удается понять причины, по которым мужчины начинают драться. Иногда мордобой возникает сам собой, как пена на пиве; иногда завязывается так спонтанно, что диву даются не только зрители, но и непосредственные участники событий.
Эта драка была мне понятна. Это, собственно, даже и не драка была, а дуэль. Андрюша выполнял мужское обещание не дать меня в обиду. Мой сыщик вступился за поруганную честь подруги с таким рвением, что оставался повод задуматься: а не ждал ли Андрюша удобного случая весь этот год?
Хотя, признаюсь, жаль, что все произошло не наоборот. Что-то я не припомню, чтобы Назар пускался кулаками махать за поруганное достоинство жены. (А впрочем, я ему еще повода не давала. Поруганной быть.)
…Ирина Яковлевна негодующе фыркала и обходила стороной расхристанного в драке сыщика, Раечка трудилась над разбитым носом троюродного племянника, Ульяна, обнимая себя за плечи, слепо смотрела на наш дом. Только ее оставила равнодушной разыгравшаяся сцена битвы, только она, не сдвинувшись с места, не произнесла ни звука. Как и прежде, она стояла, кутаясь в шаль, и смотрела на дом.
Я проследила за ее взглядом, обернулась и увидела, что из дверей выносят носилки с огромным черным пакетом, под которым проступали контуры человеческого тела. Перевела взгляд обратно на девушку, встретилась с ней глазами и вопросительно подняла брови.
– Три недели назад Ольховский сделал мне предложение, – тихо проговорила Тимофеева мама. – Я… Я согласилась… Точнее, обещала подумать…
Ее приглушенный голос расслышали даже сопящие драчуны. Назар, закидывая вверх голову с разбитым носом, скривился, Андрюша своей повешенной понуро головой глубокомысленно помотал.
– Ты… любила его, Ульяна? – так же вполголоса спросила я. – Он был тебе дорог?
– Нет… Не знаю… Но я обещала подумать и… уже хотела сказать – да.
Молчание, последовавшее за этими признаниями, нарушила вездесущая Ирина Яковлевна:
– Как ты могла?!
– Мама!! – прохрипел Назар.
– А что – мама?! – недовольно фыркнула свекровь. – Она… понимаешь ли, роман за нашей спиной закрутила!! С этим мерзавцем…
– Мама!!! – повторил Туполев и отшвырнул окровавленный платок. – Прекрати!
– Не было никакого романа, – утомленно проговорила Уля. – Не было. Мы только поцеловались несколько раз.
Свекровь воинственно пламенела взором и, оглядывая нашу компанию, искала союзника хотя бы в услужливой Раечке.
Раиса Игнатьевна благоразумно помалкивала и делала вид, что вынимает муху из варенья.
Мой лучший друг – детектив Андрюша тихо хмыкнул – ну, вы тут сами разбирайтесь – и подошел ко мне:
– Поехал я, Софья. До свидания. Или… прощай?
– До свидания, Андрей, и спасибо, – не глядя на мужа, сказала я, но сыщик, не удержавшись от ядовитого вопроса, бросил Назару напоследок:
– Ну, понял теперь, откуда уши растут… ревнивец?
Туполев изобразил недовольную гримасу и неожиданно совершил поступок, за который я простила ему любую ревность на двадцать лет вперед. Назар протянул сыщику раскрытую ладонь и, усмехнувшись, буркнул:
– Пока… защитничек.
Андрей подумал секунду и сжал руку недавнего противника.
Ну не дано мне Туполева понять! Не догоняю! Как в моем муже уживаются хорошая память на обиды и способность мгновенно протянуть руку недавнему сопернику?! Не понимаю…
И ценю.
Андрей подмигнул мне правым, нераспухшим глазом – мол, не дрейфь, прорвемся, – и, засунув руки в карманы штормовки, насвистывая какой-то мотивчик и раскачиваясь, как подгулявший, но чем-то довольный моряк, двинулся к калитке на реку.