– Туалеты открою после Бобровска…
Вера, воспользовавшись его замешательством, вскочила, поднырнула под руку, дернула дверь купе и вылетела в коридор, а оттуда – в тамбур.
Навстречу ей двигался давешний прилизанный мужичок. Увидев Веру, он широко, фальшиво улыбнулся, продемонстрировав полный рот золотых зубов, и протянул:
– Каки-е люди! Что, надумала насчет вагона-ресторана, землячка? Водочки, того-сего…
Вера попятилась, но за спиной у нее уже вырос проводник.
– Вот он! – воскликнула девушка, показывая на прилизанного. – Вот кто у меня кошелек украл!
– Михалыч, – обиженно запричитал вор, – ты, надеюсь, ей не веришь? Ты же меня сколько лет знаешь!
– А как же! – осклабился проводник, наступая на Веру. – Я тебя, Саквояж, с самого девяносто четвертого года знаю и имею насчет тебя исключительно хорошие отзывы. Только ты, Саквояж, поаккуратнее работай, чтобы не было касательно тебя этих… жалоб и предложений! Мне они, сам понимаешь, ни к чему!
Вера попыталась обойти проводника, но он прочно перегородил ей дорогу.
– Твоя правда, Михалыч! – погрустнел прилизанный. – Насчет жалоб и особенно предложений ты, как всегда, прав. Хотя одно предложение у меня все же имеется. Это ведь у нас сейчас будет двести четырнадцатый километр?
– Точно! – ухмыльнулся проводник. – Ты, Саквояж, эту дорогу изучил, как свои приблизительно пять пальцев. Вот что значит – опыт и практика!
– А на двести шестнадцатом путь идет на подъем, – рассудительно продолжил Саквояж.
– И опять в самую точку! – одобрил проводник. – Только, Саквояж, если ты чего задумал, я про это знать не хочу. У меня, сам понимаешь, работа и исключительно хорошие отзывы…
Он хотел добавить еще что-то, но в это время дверь тамбура открылась, и в нем появилась крупная широкоплечая тетка лет шестидесяти в розовом халате, с махровым полотенцем на плече.
– Помогите! – вскрикнула Вера, кинувшись к ней.
Женщина, однако, решительно ее отодвинула и процедила ледяным голосом:
– Нечего меня тут втягивать в свои шашни! Я женщина приличная, воспитанная, всякой ерундой не интересуюсь! Даже замужем не была исключительно ни разу! – Затем она повернулась к проводнику и добавила совсем другим тоном: – А вот что туалет в вашем вагоне закрыт, это непорядок!
– Туалеты открою после Бобровска! – отрезал тот, давая понять, что не собирается вступать в дискуссии.
Тетка поджала губы и непонятным образом исчезла из тамбура. Вера попыталась было последовать за ней, но прилизанный вор ухватил ее за шею и прижал к стене.
– Ты куда это намылилась? – прошипел в самое ухо. – Незачем тебе туда! Тебе сейчас совсем в другую сторону!
Вера пыталась вырваться, но вор держал ее как в железных клещах.
– Михалыч, – проговорил он через ее голову, – чтой-то душно у тебя в тамбуре. Ты бы дверку приоткрыл!
– Приоткрыть – это можно, – солидно кивнул проводник. – Почему не приоткрыть. Только ежели ты еще чего задумал – я про это не знаю и знать не хочу!
Он открыл входную дверь, и в тамбур ворвался ночной ветер, стук колес сделался громче и ближе, в проеме промелькнул далекий огонек.
Проводник отступил от двери и вышел из тамбура, через плечо бросив вору:
– Потом сам закроешь! И помни – я ничего про твои дела не знаю!
Саквояж подтащил Веру к открытой двери. Она попыталась вцепиться в притолоку, но он легко оторвал ее, вытеснил на подножку. Поезд немного замедлил ход, стук колес стал реже и отчетливее. Вор толкнул Веру плечом, она потеряла равновесие и полетела в темноту.
Через секунду она ударилась боком о насыпь, покатилась по ней, стараясь сгруппироваться, закрыть руками голову. Несколько секунд она катилась, обдирая бока и руки о гравий, и наконец замерла, распластавшись на пыльной сухой траве.
Очень долго лежала так, слушая, как мимо проносится поезд.
Наконец все затихло, и наступила звенящая, гулкая тишина, какой она не слышала много лет. Только кузнечик осторожно застрекотал, когда вдали стих грохот поезда.
Высоко в небе сияли густой россыпью звезды.
Вера перевела дыхание и села.
Все тело горело и ныло от ушибов, голова кружилась, но серьезных повреждений как будто не было. Она встала, сделала несколько неуверенных шагов и пошла вперед – сама не зная куда, чтобы только не оставаться на месте.
Вскоре далеко впереди она увидела тусклый огонек и прибавила шагу. Теперь у нее была хоть какая-то цель. С каждым шагом голова кружилась все сильнее, в ушах бухало, но она шла и шла, понимая, что если остановится и присядет, больше уже не сможет подняться.
Огонек рос и приближался и вскоре превратился в одинокое окно.
Вера шла к этому окну, оступаясь и спотыкаясь, преодолевая дурноту и слабость, и наконец разглядела домик, жалкую, покосившуюся хибарку. Возле нее не было ни цветов, ни кустов, только дощатый сарай да еще какая-то пристройка. Теряя последние силы, Вера дотащилась до дверей, облокотилась о притолоку и постучала.
Открыли ей очень быстро.
Вера не разглядела стоявшего в дверях человека – вокруг было темно, а у него в руках был яркий фонарь, направленный прямо ей в лицо.
– Это кто же это? – проговорил хриплый мужской голос.
Вера хотела ответить, но силы окончательно оставили ее, и она потеряла сознание.
Когда Вера пришла в себя, она очень долго пыталась вспомнить, где находится.
Низкий закопченный потолок, голая лампочка без абажура, маленькие окошки… нет, никогда прежде она не была в этой комнате!
С трудом приподнявшись на локте, она проговорила чужим неуверенным голосом:
– Где… где я?
Возле кровати появился незнакомый мужчина с мрачным небритым лицом и прохрипел:
– Ну вот наконец очухалась! Сколько можно валяться? Я за тобой ходить не нанимался!
– Где я? – повторила она, с ужасом оглядывая комнату. – Как я сюда попала? Кто вы такой?
– Вот интересно! – процедил мужчина. – Сама ко мне посреди ночи притащилась и сама меня расспрашивает!
– Посреди ночи? – переспросила Вера.
В ее памяти всплыло ночное небо, дорога по ночному полю… затем в обратном порядке – открытая дверь тамбура, несущиеся мимо нее столбы, далекие огни…
– Притащилась – и отключилась! – проворчал незнакомец. – А я тут с тобой скоро неделю вожусь, будто у меня своих дел нету!
– Неделю?! – в ужасе воскликнула Вера. – Я здесь уже целую неделю?!
– Именно что, целую неделю! И я с тобой целую неделю вожусь, как будто мне за это платят! Ну все, раз ты очухалась – вставай, тут тебе не санаторий! Корову доить надо, грядки полоть, и по дому дел полно! Пока с тобой возился, все запустил…