– Да брось, Кривой! – Али-Баба махнул рукой. – Мы все время начеку, охрана у нас хорошая…
– А у Монгола что – плохая охрана была? У Толстого плохая охрана? Ты дурака-то из себя не строй! Не расслабляйся!
– Видишь, Кривой, пока нам от этих смертей одна выгода – Киргиз с нами связался, предлагает свой товар, а так бы Толстому отдал, он всегда только с Толстым работал…
– Ох, не нравится мне это! – Кривой загасил недокуренную сигарету. – Не из-за Киргиза ли вся эта махаловка затеялась? Он такую большую партию привез, какой никогда раньше не бывало, тут такие бабки сумасшедшие светят, что из-за них могли весь город на ножи поставить, кровью улицы залить…
«Лексус» свернул к Литейному мосту и начал притормаживать: впереди стояли два гибэдэдэшника с мотоциклом и жестами приказывали им остановиться.
Кривой резко пригнулся и крикнул водителю:
– Не останавливайся, мать твою! Гони мимо! Это засада! Как пить дать, засада!
Водитель послушно прибавил газу, переключил скорость, и, вильнув мимо постовых, машина вылетела на мост. Патрульные вскочили на мотоцикл и рванули следом.
«Лексус», рыча мощным мотором, мчался по мосту, обходя неторопливо ехавшие в одном с ним направлении машины. Кривой так и сидел, согнувшись, хотя никто пока и не думал стрелять по ним, не говоря уже о том, что машина и изнутри была бронированной.
Али-Баба сидел, насмешливо поглядывая на босса: слаб стал Кривой, всего боится! Всюду ему опасности мерещатся! Скоро братва на него начнет косо посматривать – кому же охота труса над собой видеть? А там, глядишь, и его час настанет, и Али-Баба в большие люди выбьется! Главное сейчас – в деле с Киргизом не облажаться! Большое дело, большие деньги – это Кривой правильно сказал. Сейчас Киргиз ждет их, и, если они договорятся, – вся партия дури пройдет через их руки…
Али-Баба оглянулся. Мотоцикл патруля поотстал, но все еще висел у них на хвосте. Если бы это была засада – не посмели бы они так нагло держаться, сразу отвалили бы. А раз так упорно висят – значит, это настоящая ДПС. Свяжутся со своими по рации, перехватят их… конечно, ничего серьезного не будет, откупиться всегда можно, это запросто, но задержать их могут надолго, а Киргиз уже ждет…
«Лексус» мчался уже по Литейному проспекту, мелкие лохи шарахались от него на своих «Жигулях» и «Фордах», как рыбья мелочь от акулы, и вдруг из-за угла, нарушая все правила движения, вывернул по встречной полосе красный «фордовский» микроавтобус и попер на «Лексус» прямо в лоб.
Нервы у водителя не выдержали, он крутанул руль, одновременно до упора вдавив педаль тормоза. «Лексус» вылетел на тротуар, сплющил в лепешку будку холодного сапожника и остановился.
Надувшиеся подушки безопасности прижали водителя и пассажиров к сиденьям, предохранив их от увечий, но лишив возможности двигаться.
Дверцы красного микроавтобуса открылись, и на улицу медленным торжественным шагом вышли две фигуры, какие могут привидеться только в кошмарном сне.
Али-Баба смотрел на этих призраков в длинных развевающихся белых балахонах, не веря своим глазам. Выходит, не врали пацаны?!
Вместо лиц у этих двоих были золотые маски с темными провалами глаз. Белая одежда струилась и колыхалась, как утренний туман на кладбище. Что за фигня?! Али-Баба никогда не верил во всякую чертовщину, но собственным глазам ему приходилось верить – поневоле.
Двое призраков приближались медленно, как будто им некуда было торопиться, но ни Али-Баба, ни Кривой не могли и пальцем пошевелить, не только потому, что были скованы ужасом, но еще и из-за проклятых подушек безопасности.
Сейчас им очень не помешало бы присутствие работников дорожно-патрульной службы, но они, как назло, бесследно куда-то исчезли.
Златолицые с обеих сторон подошли к «Лексусу», распахнули дверцы и выдернули из машины Кривого и Али-Бабу, как безвольных тряпичных кукол.
Али-Баба чувствовал себя, как в дурном сне: что он все понимает, но никак не может проснуться. Железные руки златолицего призрака сдавили его, как в тисках. Прямо перед его глазами второй призрак крепко держал Кривого. На мгновение он отпустил авторитета, тот попытался развернуться, вырваться, потянулся было к пистолету, но в руке у златолицего возник короткий широкий меч… описал яркую дугу… и голова босса, слетев с его костлявых плеч, покатилась по вымощенному плитками тротуару.
Али-Баба впервые в жизни страстно захотел прочитать молитву, но не вспомнил ни одной.
На мгновение руки златолицего разжались, бандит дернулся, но не успел ничего сделать – короткий широкий меч опустился на его шею.
Возле раздавленной в лепешку будки холодного сапожника лежала на тротуаре в луже крови старая айсорка с раздробленными ногами. Она была в сознании и расширенными от ужаса глазами смотрела, как два златолицых призрака, обезглавив пассажиров серебристой машины, забрались в красный микроавтобус и уехали.
– Отче наш, – зашептала тетя Галия, – иже еси на небесех, да святится имя твое…
От шока и ужаса она не чувствовала боли в своих искалеченных ногах, но потеряла уже так много крови, что провалилась в беспамятство, не дочитав до конца молитву.
В этот день Надежда, не дожидаясь звонка матери, поехала к ней – с самого утра сердце у нее было не на месте.
На Литейном, недалеко от маминого подъезда, тротуар и половина проезжей части были перегорожены. Стояли полицейские машины и одна «Скорая помощь». Надежда решила не тратить времени на расспросы зевак и поскорее проскочила в подъезд – благо пропустили.
Мать была вся в хлопотах – она отпаивала лекарствами соседку, Александру Михайловну, которой приспичило с утра пораньше отправиться в магазин, таким образом она оказалась непосредственной свидетельницей происшедшего. Полицейские уже сняли с нее предварительные показания и отпустили передохнуть.
– Я иду, а он несется на полной скорости, – захлебываясь, в который раз начала рассказывать потрясенная соседка, – а тот, красный такой автобус, – навстречу! Ну, джип-то и свернул на всем ходу в сторону! И в будку врезался – со всего размаха. Я как увидела – так сердце у меня и зашлось: Галия-то всегда в это время сидит там! Хочу побежать туда, закричать что-то, а ноги к земле приросли, с места не могу сдвинуться, и словно языка лишилась…
– И слава богу, что не закричала, – заметила мать.
– Да, – подтвердила соседка, – потому что выходят из красного автобуса два таких чудища в золотых масках! Сами – в белых простынях, бороды – рыжие.
– Златолицые! – ахнула Надежда.
– Я к стенке прислонилась, стою себе ни жива ни мертва, а они выдернули из джипа двоих мужиков, как репки из грядки, головы им – вжик! – поотрубали и уехали. И головы с собой увезли. «Пресвятая Богородица! – думаю. – Что же это на свете делается?!» А потом гляжу – наша Галия на асфальте лежит, без памяти, вся в крови. Тут я сама чуть сознание не потеряла.