Холмс громко прочитал статью:
«Ужас только нарастает. Новая жуткая резня по своей жестокости превосходит все, которые мы пережили, начиная со страшных преступлений Уайтшапел.
Прошлой ночью полиция обнаружила Ричарда Аббенсона, распростертого в углу его квартиры, с лицом, искаженным страшной гримасой. Его жена и четверо детей лежали, разбросанные вокруг него, в море крови. У его старшего сына осталась только одна рука. Вскрытие показало, что убийца прикончил его, раздробив грудную клетку ножкой стула. Пришлось передвигать мебель, чтобы отыскать голову матери, которая закатилась под буфет. Внутренности, являя собой жуткую картину, свисали с люстры гостиной. Они принадлежат старшей дочери, которую буквально вывернули наизнанку и разрубили на мелкие части, которые затем раскидали по всей комнате. Младшая дочь, которую разрубили на доске для рубки мяса, была собрана по кускам методом отбора кусков, не принадлежащих другим членам семьи. Кровью своих жертв на стене гостиной убийца нарисовал огромный перевернутый крест.
Ричард Аббенсон, старший мастер на гончарной фабрике, слыл за спокойного и уважаемого отца семейства. Никто из его знакомых не может объяснить его поступка.
Вскрытие тел детей показало, что перед смертью они получили изрядную дозу кокаина. Таким образом, монстр смог легко убить их и дать свободный ход своей фантазии. Преступление было совершено около половины двенадцатого ночи, это подтвердили соседи. Многие соседи сообщили, что слышали голоса и шум ссоры в этот час. Самый близкий сосед, живущий на той же лестничной площадке, слышал, как кричали и плакали женщина и дети. Именно он, предчувствуя драму, предупредил полицию. Убийцу задержали и сейчас допрашивают. Полиция поручила своему лучшему сыщику, мистеру Лестрейду, положить конец безумным убийствам, охватившим Лондон. Знаменитый полицейский заявил прессе, что он сильно осложнит жизнь конкурентам Джека-Потрошителя».
Холмс резко поднялся и отбросил газету.
– Лестрейд совершает судебную ошибку. Поспешим, Ватсон! Быть может, мы успеем задержать убийцу!
Несколько минут спустя экипаж, пробираясь сквозь густой туман, мчал нас к дому Ричарда Аббенсона.
В который раз я мог проследить за перемещением, но не за ходом мысли моего блистательного друга.
Мы остановились у небольшого здания, в котором разыгралась драма. Консьержка сказала нам этаж и номер квартиры. Мы оказались перед дверью и увидели Лестрейда, который не смог скрыть радушия.
– Холмс, Ватсон! Что вы здесь делаете? На этот раз я не нуждаюсь в ваших услугах. Это чисто полицейское расследование. Я прекрасно владею ситуацией.
Не отвечая, Холмс выхватил оружие, развернулся и постучал в дверь соседа по лестничной клетке.
– Помогите, Ватсон, нужно взломать дверь!
Лестрейд попытался помешать этому, заслонив собой дверь.
– Что вы делаете, Холмс? Остановитесь! Вы ошиблись дверью. Эта дверь не имеет никакого отношения к делу.
Холмс отодвинул полицейского, прострелил замок и резким ударом ноги вышиб дверь. Мы очутились в почти пустой квартире.
Лестрейд ошеломленно наблюдал за нашими действиями.
– Вы… Вы не имеете права. Это взлом. Вы ответите за свои поступки.
Холмс будто забыл о присутствии полицейского.
– Посмотрите, Ватсон, на обстановку, на портреты, на фотографии, развешанные по стенам!
– Но, Холмс, я ничего этого не вижу.
– Верно. Это вас не настораживает?
– Ну…
– Вам когда-нибудь доводилось видеть настолько нейтральную квартиру? Мы столкнулись с призраком. С человеком без лица, без семьи, без воспоминаний.
– Вы объясните мне, в конце концов? – крикнул Лестрейд, топнув ногой.
– Я хотел предотвратить судебную ошибку, но, боюсь, опоздал. Необходимо собрать максимум улик и информации о человеке, который жил здесь.
– Нам не нужно было ждать вашего приезда, Холмс, чтобы сделать это, – обиженно заявил Лестрейд. – Владелец этой квартиры – представитель международной торговли. Педро Кальмино. Он настоящий джентльмен, очень скромный и учтивый. Он останавливался в этой квартире, только когда бывал в Лондоне по делам. Остальное время он путешествует по миру.
– Вы допросили его?
– Нет, но нам о нем рассказали консьержка и соседи. Все отзываются о нем очень хорошо.
– Сколько времени Педро Кальмино уже живет здесь?
– Около трех лет. Но к чему все эти вопросы?
– Педро Кальмино – убийца этих несчастных. Больше вы о нем никогда не услышите.
На этот раз Лестрейд действительно вышел из себя.
– Это полнейшая чепуха! Виновность Ричарда Аббенсона не вызывает никаких сомнений. Он задержан и будет наказан. Более того, я не обязан слушаться ни ваших приказов, ни советов, мистер Холмс. Я требую, чтобы вы немедленно покинули это место!
– Это как раз то, что я собирался сделать, старина Лестрейд.
– Избавьте меня от фамильярности. Напоминаю вам, что вы говорите с агентом при исполнении официальной миссии.
– Несчастный агент, какой безнадежный дурак… – пробормотал Холмс, уходя.
– Что вы сказали?
– Я говорю – несчастные люди. Какая безнадежная судьба!
– Ах да, конечно, в этом я с вами согласен.
На улице валил снег. Согласно обычаю снег является символом девственной чистоты. Но снег, который в тот день падал на Лондон, был серым от соседства с угольными заводами Ист-Энда. Казалось, он нес в себе ядовитые зародыши самых худших несчастий.
Наконец нам удалось поймать экипаж, и Холмс приказал кучеру ехать в морг.
Морг оказался длинным коридором с потолком и стенами, грубо беленными известью. С обеих сторон этого коридора вдоль стен находилась платформа, на которой с равными интервалами стояли столы из необработанного дерева. На них лежали тела. Некоторые были накрыты, другие лежали обнаженные.
В этой своего рода преисподней царил ледяной холод.
Холмс попросил взглянуть на тела молодой жен-шины и детей. Синий от холода служащий указал на столы, где покоились тела, приведенные в порядок, насколько это было возможно. Холмс так низко наклонился к их лицам, что у меня появилось тайное опасение, не собирается ли он запечатлеть поцелуй на их фиолетовых губах.
Сидя в экипаже, который вез нас домой, я разрывался между желанием задать вопросы моему другу и необходимостью уважать его покой. К моему величайшему удивлению, он сам нарушил молчание.
– Я неплохо знаком с эффектами кокаина, не правда ли, доктор Ватсон?
– И вы прекрасно знаете мое отношение к этому вопросу.
Холмс продолжал, будто в монологе: