— Желаю удачи, — сказал я.
Поболтали еще о каких-то пустяках. Потом Виктор рассказал, как он познакомился с Чарли Чаплином. Это была добрая, сумасшедшая, забавная история.
Принесли вино, мы сели. Сара и Тим Радди продолжали болтать. Сара поняла, что Тим чувствует себя неловко, и пыталась его подбодрить. У нее это здорово выходит.
Виктор взглянул мне в лицо.
— Работаешь над чем-нибудь?
— Лужу поэму.
По его лицу пробежала тень.
— Мне дали миллион аванса под роман. Год назад. Я и страницы не накропал, а денежки тю-тю.
— Боже!
— Бог тут не поможет.
— Я слыхал, у тебя много уходит на алименты бывшим женам.
— Да.
Я пододвинул ему свой стакан. Пустой. Норман его наполнил.
— А я слыхал, ты крепко зашибаешь.
— Да.
— А что это ты смолишь такое?
— «Биди». Индийские. Их прокаженные крутят.
— Да ну?
Вино текло, время шло.
— Боюсь, нам пора на вечеринку, — сказал Виктор Норман.
— Могу подвезти.
— О'кей.
Мы спустились вниз. Тим Радди отправился своим ходом.
Швейцар подвел мою тачку к подъезду. Я дал ему чаевые, Виктор и Сара сели. Я развернулся и двинулся на праздник Гарри Фридмана.
— У меня тоже есть черный «БМВ».
— Крутые ребята катаются на черных бээмвэшниках, — сказал я.
Мы немножко припозднились, но народ еще собрался не в полном составе, Виктора Нормана усадили через несколько столиков от нас. Не успели мы усесться, как официант подал вино. Белое. На халяву сойдет.
Я залпом осушил бокал и сделал официанту знак добавить.
Я заметил на себе взгляд Виктора.
Гости понемногу прибывали. Я увидел знаменитого актера с несходящим загаром. Он, говорят, ни одной гулянки не пропускает по всему Голливуду.
Сара толкнула меня локтем. Появился Джим Серри, авторитет по наркоте в славные шестидесятые. Он тоже аккуратно посещает все места, где даром наливают. Выглядел он усталым, грустным и каким-то выпотрошенным. Мне стало его жаль. Он ходил от столика к столику. Оказался у нашего. Сара изобразила радостное оживление. Она у меня чистая шестидесятница. Я пожал ему руку.
— Привет, малыш, — сказал я.
Зал стремительно наполнялся. Люди все были незнакомые. Я регулярно сигнализировал официанту, чтобы не обносил нас. Наконец он бухнул на стол полную бутылку.
— Когда кончится, я принесу другую.
— Спасибо, труженик ты наш.
Сара подала мне завернутый в бумагу презент для Гарри Фридмана. Я положил его на колени.
Появился Джон и подсел к нам.
— Рад, что вы с Сарой здесь, — сказал он. — Поглядите, что за публика: и ворье, и киллеры, пробы ставить негде!
Джону все это нравилось. Он парень с воображением. Это помогает ему в жизни — и днем, и ночью.
Вскоре в зал вошел какой-то ужасно важный тип. Послышались аплодисменты.
Я кинулся к нему с деньрожденным подарком.
— Мистер Фридман, поздравляю…
Джон схватил меня за полу пиджака и подтянул назад к столику.
— Осади, это не Фридман! Это Фишман.
— Ах ты!.. Я сел.
И заметил, что Виктор Норман по-прежнему ест меня взглядом. Я отвернулся первым. Он смотрел на меня так, будто глазам своим не верил.
— Ладно, Виктор, — громко сказал я. — Ну, снял я штаны перед почтенной публикой, так что ж теперь — мировая война, что ли, разразится?
Он отвел глаза.
Я встал и пошел в сортир.
Я маленько заплутался и попал на кухню. Там сидел водитель автобуса. Я достал кошелек, вынул десятку. Сунул ему в кармашек футболки.
— Я не могу это принять, сэр.
— Почему?
— Не могу, и все.
— Все берут чаевые. Почему вам нельзя? Кстати, я всю жизнь мечтал водить автобус. Я вышел, вырулил в зал и сел на место.
Сара наклонилась ко мне и прошептала: «Тут без тебя Виктор Норман подходил. Сказал, что, мол, очень благородно было с твоей стороны никак не отозваться о его писанине».
— Молодец я, а, Сара?
— Еще бы!
— Разве я не хороший мальчик?
— Замечательный!
Я посмотрел в сторону Виктора Нормана, поймал его внимательный взгляд. Кивнул головой и слегка подмигнул.
Тут наконец вошел настоящий Гарри Фридман. Кое-кто поднялся и зааплодировал. Прочие уже притомились для таких жестов.
Фридман сел за стол, ему тотчас подали угощенье. Пасту. Нам всем тоже разнесли пасту. Фридман принялся за еду и целиком ушел в это занятие. Сразу было видно, что поесть он не дурак. Фигура тому соответствовала. Оделся он в старый костюм и поношенные ботинки. У него была крупная голова, толстые щеки. Он запихивал пасту в рот огромными порциями. Глаза у него были тоже большие, печальные и глядели с подозрением. Увы, он жил не на облаке. На мятой белой рубашке не хватало одной пуговицы, и в прореху выглядывал голый живот. Фридман напоминал младенца, который вырвался из-под опеки, раздулся в размерах и почти превратился во взрослого мужчину. В нем чувствовалась притягательная сила, но беда вам, коли вы ей поддадитесь — вашей слабостью не преминут воспользоваться. Галстука он не повязал. С днем рождения, Гарри Фридман!
В зал вошла молодая женщина в полицейской форме. Она подошла прямо к Фридману.
Гарри Фридман перестал жевать и осклабился. Губы его лоснились от пасты.
Дама-полицейский сняла с себя форменку и блузку. Титьки у нее были выдающиеся. Она тряхнула ими перед носом у Фридмана и провопила:
— Вы арестованы!
Все захлопали. Не знаю, почему.
Фридман сделал жест рукой, приглашая ее нагнуться к нему. Она повиновалась, и он что-то прошептал ей на ухо. Никто не расслышал его слов. Что он сказал?
— Пригласи меня к себе. Увидишь, как мы поладим.
— Что-то ты стала забывать старых друзей.
— Зайди ко мне в контору. Я устрою тебя в кино.
Дама-полицейский надела блузку, форменку и удалилась.
Народ потянулся к Фридману с приветствиями и поздравлениями. Он смотрел, никого не узнавая. Потом быстро покончил со жратвой и принялся пить. Выпить он тоже был не дурак. Мне это понравилось.
Он потихоньку расслабился и стал гулять между столиками, перебрасываясь словечком-другим с гостями.
— Боже, — сказала Сара, — погляди-ка!