Солнце для мертвых глаз | Страница: 34

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Франклин вернулся в спальню с кофе для нее и газетами – «Таймс», «Дейли телеграф», «Файненшл таймс» и «Хэм энд Хай». Кофе он поставил на тумбочку, а газеты положил перед ней на кровать. Это было типично для него: сначала оскорбить ее, а потом умиротворять. Гарриет не читала газеты, просто в них ее интересовал определенный раздел, но Франклин об этом не знал. Или знал, но ему было плевать?

Она наблюдала за ним. Всю их совместную жизнь, прежде чем лечь вечером в постель, Франклин вытаскивал содержимое из карманов брюк и складывал все это на ее туалетный столик: неизменно большой белый носовой платок, ключи от дома и от машины, свою чековую книжку, сложенную пополам, мелочь, иногда билет на поезд или чью-нибудь визитку. Ей претило, что весь этот хлам кладется рядом с ее серебряной щеткой для волос, флаконом «О д’Исси» и серьгами, свисавшими с серебряных ветвей деревца для украшений.

У Франклина была еще одна привычка, доводившая Гарриет до бешенства. Прежде чем сесть в кресло или на диван, он сбрасывал все подушки на пол. Хотя сам купил все эти подушки и настоял на том, чтобы они лежали на кресле и диване. А поднимать их Франклин предоставлял ей. Гарриет наблюдала, как он раскладывает свои вещи по карманам. Карманы начинали топорщиться и провисать, что портило вид дорогого костюма «Хантсман».

Она отвела взгляд и посмотрела в колонку «Услуги» в «Хэм энд Хай».

* * *

Все началось с Отто Ньюлинга. Он был первым из ее мимолетных любовников. И объяснялось, вероятно, тем, что Марк Сайр излечил Гарриет от любви, или ее освободило то, что он бросил ее. Марк был требовательным, с большими запросами, критичным, и, как бы Гарриет ни подчинялась ему, как ни старалась угодить, у него все равно были другие женщины, десятки, а может, сотни, любая, какую бы он ни пожелал. Отто же не требовал ничего, кроме секса, и чтобы она платила свою долю, часть от складчины, когда они выезжали куда-нибудь на его мотоцикле. А секса ему всегда было мало, Отто никогда не уставал и оставался верным, в этом Гарриет не сомневалась, пока длилось соитие.

Она бросила его, когда появился Франклин. Ничего другого не оставалось. Отто исчез, но за несколько лет замены ему так и не нашлось. Гарриет знала, что хочет: другого Отто, такого же сильного, мужественного, решительного, ненасытного работягу, не обремененного интеллектом. В конце концов – и она никогда не отказывалась признать это, – у нее самой было не так уж много мозгов. Франклин не отличался сексуальной привлекательностью. У него вообще смотреть было не на что, зато ума была палата. Он был умен, как и его друзья, но в плане секса они не вызывали у Гарриет никакого интереса.

Франклин ожидал, что она будет заниматься домом, даже убираться. Ну, когда они поженились. А до женитьбы Гарриет Оксенхолм оставалась его богиней, стояла на пьедестале, была иконой Оркадия-плейс, которой почти ежедневно приносили дань и перед которой совершали бесконечные жертвоприношения. Затем, после их маленькой и заурядной свадьбы – Гарриет была в платье от Фортуни и черной шляпе, – Франклин изменился. Он сам так сказал, цитируя кого-то или что-то:

– Мужчины – это апрель, когда ухаживают, и декабрь – когда женаты. – И улыбнулся, вероятно, стараясь смягчить грубость.

Содержание, выплаченное Антее, обошлось ему в целое состояние. Немало уходило и на содержание дома на Камден-Хилл-сквер. Во всяком случае, Франклин так говорил. Гарриет не соглашалась на большее, чем прибраться и постирать, а также вызвать электриков, сантехников, декораторов, кровельщиков и столяров, когда требовались услуги этих ремесленников.

– У тебя нет собаки, так что лай сама, – сказал Франклин.

– К сожалению, я не ирландский сеттер, – заявила Гарриет и испытала удовлетворение, когда он вздрогнул.

А вот готовить – готовка, кстати, ей очень нравилась, но муж не разрешал. Франклин говорил, что Гарриет не умеет готовить, не соблюдает гигиену, что у него нет желания есть отравленную пищу. В те дни о сальмонелле и листерии еще не слышали, но он имел в виду именно это. Поэтому ели они вне дома – ежедневно ходили в ресторан задолго до того, как это стало популярным в Лондоне, так что их вполне можно было считать законодателями мод.

Франклин обычно смеялся или мило улыбался, когда произносил нечто очень мерзкое. Улыбка делала его заявления приемлемыми. Как когда он говорил: «Я собираюсь отдыхать без тебя. И поеду куда-нибудь один весной и осенью. А ты делай что хочешь».

Или когда однажды сказал: «Между прочим, я не хотел жениться на тебе. Я женился, потому что человек чести, а ты была моей любовницей. Кто-нибудь скажет, что у меня старомодные взгляды, но я не соглашусь. Это лишь видимость – что взгляды изменились, они остались прежними. Я посчитал, что никто не захочет подбирать мои объедки, и ради тебя поступил порядочно, сделав из тебя честную женщину».

Именно после этих слов все и началось. На следующий день или чуть позже в кабинете Франклина укладывали новое ковровое покрытие. Ковер укладывал мастер, толстый, лет шестидесяти, а помогал ему тощий шестнадцатилетний юнец, который ни на что не годился. Пришлось снимать дверь, а чтобы установить ее обратно, нужно было предварительно укоротить по нижнему торцу на четверть дюйма. Мастер назвал имя хорошего столяра и дал его телефон. Столяр пришел два дня спустя.

Он мог бы быть братом Отто или его клоном. Его звали Ленни, ему было около двадцати. Гарриет знала, что рабочих следует угощать чаем, но она послала чай куда подальше, когда поняла, что нужно помочь мужчине потерять голову и слететь с тормозов. После того как дверь была установлена на петли, Гарриет налила себе и Ленни по порции сухого мартини. Как оказалось, он раньше не пробовал не только сухой мартини, но даже джин. Действие алкоголя, подкрепленное обворожительными манерами Гарриет, было поразительным, и через полчаса, потраченного на еще два мартини, они уже были в постели.

Ленни приходил несколько раз в неделю в течение пары месяцев. А потом он довольно возмущенным тоном спросил у Гарриет, понимает ли она, что ради того, чтобы прийти к ней, он лишает себя обеда.

Но конец их отношений настал, когда она сказала:

– Почему Ленни называют только мужчин из рабочих, и никогда-никогда – из других слоев?

Некоторое время Гарриет жила без любовника. Когда она уже начала проявлять беспокойство, Франклин сделал нечто, что сразу решило ее проблемы. Он купил компьютер. Не лучший, но и неплохой. Антея снова вышла замуж, и ему больше не требовалось хотя бы отчасти следить за расходованием своих средств. Компьютер был огромным, тяжелым и занял почти весь письменный стол, чтобы подключить его, понадобилось делать в стене двойную розетку.

– Тебе придется найти электрика, – сказал Франклин.

– Как?

– Не знаю. Заниматься домом – твоя работа. Вызови того, который приходил к нам раньше.

Тот, который приходил раньше, то ли переехал, то ли умер. Во всяком случае, при наборе его номера она каждый раз наталкивалась на длинные гудки. Гарриет заглянула в газету. Среди коротких объявлений она нашла одно, в котором какой-то мужчина предлагал свои услуги. «Стивен выполнит работу по электрике любого объема, от малого до большого». Гарриет позвонила по телефону, и тот пришел. Он был моложе Ленни, более тощим и с более темными волосами, но удовлетворение приносил такое же.