— Вот, я собрала вещи Викки, — сказала девочка.
— Туула в доме? — напряженно спросила Элин.
— Да, думаю, да, — немного удивленно ответила Каролина. — Хотите, я приведу ее?
— Приведи, пожалуйста, — попросила Элин, стараясь выглядеть спокойной.
Каролина вернулась в дом и стала звать Туулу. Сольвейг, с недовольным видом поглядев на Элин и Даниеля, предложила:
— Если вы хотите есть, я скажу кому-нибудь из девочек, пусть вынесут вам яблок.
Элин ничего не ответила; она молча спустилась в сад, слыша, как в доме зовут Туулу.
Моря больше не было видно, и стало темнее. Деревья и кусты загораживали свет.
Со скрипом покачивался гамак.
Элин старалась дышать потише, но, когда она огибала угол здания, каблуки стучали по плитам дорожки.
Зашуршали листья старого куста сирени, словно мимо него пробежал заяц. Ветки шевельнулись, и вдруг Элин увидела Викки прямо перед собой.
— О боже, — выдохнула она.
Элин и Викки уставились друг на друга. Едва освещенное лицо девочки было очень бледным. Пульс у Элин подскочил так, что загудело в ушах.
— Садимся в машину, — сказала она и повела Викки прочь от дома.
Она оглянулась через плечо, слыша за спиной быстрые шаги, однако продолжала тянуть Викки за собой, прочь из сада. Только оказавшись на дорожке, она обернулась и увидела Каролину, которая бежала за ними с полиэтиленовым пакетом в руке.
— Я не нашла Туулу, — сказала Каролина.
— Все равно спасибо, — ответила Элин.
Викки взяла пакет, заглянула в него.
— Там почти все. Хотя Лю Шу и Альмира хотели сыграть в покер на твои сережки, — сказала Каролина.
Элин с Викки сели в большую черную машину и уехали. Каролина печально смотрела им вслед.
Элин видела в зеркале заднего вида фары машины Даниеля все время, пока они ехали по Е 14. Других машин почти не было, только время от времени проносились длинные фуры, но Элин с Даниелем все равно оказались на лыжном курорте только через три часа. В темноте виднелись неподвижные подъемники и красные столбы большого фуникулера Ореса. Не доезжая шести километров до Дуведа, Элин с Даниелем свернули на горную дорогу. В свете фар кружились листья и мелкий дорожный мусор. Узкая грунтовая дорога поднималась по склону к Тегефьеллю.
Наконец они сбросили скорость, свернули в открытые ворота и проехали последние метры до большого дома в модернистском стиле. Бетонное литье, террасы с четкими линиями и огромные окна, скрытые за опущенными алюминиевыми жалюзи.
В гараже на пять машин стояла маленькая синяя «мазда». Даниель помог Элин внести дорожные сумки. Кое-где в доме уже горел свет, и Элин просто нажала на кнопку. Раздалось жужжание, и алюминиевые пластины жалюзи, пощелкивая, приоткрылись. Свет с парковки вдруг полился в дом сквозь сотни щелей, и металлические жалюзи с тихим звоном поднялись вверх.
— Как сейф, — сказала Элин.
Вскоре снова стало тихо; за огромными окнами угадывался могучий мир гор. Освещенные окна других домов казались световыми точками, висящими в темноте.
— Вау, — тихо сказала Викки, выглянув в окно.
— Помнишь Джека, моего мужа? — Элин встала рядом с ней. — Это он построил этот дом. Вернее… он строил его не сам, а… Он говорил, что хочет иметь бункер с красивым видом из окон.
Пожилая женщина в зеленом переднике спустилась к ним с верхнего этажа.
— Здравствуй, Белла, прости, что так поздно, — сказала Элин, обнимая ее.
— Лучше поздно, чем никогда, — улыбнулась женщина. — Постели приготовлены во всех спальнях.
— Спасибо.
— Я не знала, запаслись ли вы продуктами по дороге, так что сама купила того-сего. На несколько дней хватит.
Белла разожгла огонь в камине и спустилась в гараж; Элин пошла за ней, попрощаться. Когда за синей машиной закрылись гаражные ворота, Элин вернулась. Даниель взялся готовить еду, а Викки села на диван и расплакалась. Элин торопливо опустилась на колени перед ней:
— Викки, что случилось? Что тебя расстроило?
Девочка, не отвечая, встала, ушла в одну из ванных комнат и заперлась там.
Элин кинулась к Даниелю.
— Викки заперлась в ванной, — сообщила она.
— Хочешь, чтобы я поговорил с ней?
— Только скорее!
Даниель вместе с ней подошел к двери ванной, постучал и попросил Викки открыть:
— Никаких запертых дверей. Помнишь?
Через пару секунд Викки вышла с мокрыми глазами и вернулась на диван. Даниель переглянулся с Элин и сел рядом с девочкой.
— Когда ты только-только приехала в Бригиттагорден, то тоже грустила, — помолчав, сказал он.
— Я помню… хотя, наверное, мне нужно было радоваться, — ответила Викки, не глядя на него.
— Приехать в какое-то место… это и первый шаг к тому, чтобы оставить это место.
Викки тяжело сглотнула; ее глаза снова наполнились слезами, и она сказала, понизив голос — так, чтобы Элин ее не услышала:
— Я убийца.
— Не говори так, если сама в этом не уверена, — спокойно ответил Даниель. — А по твоему голосу я слышу, что ты не уверена.
Вода в ведре была такой горячей, что от нее шел пар, и хотя Флора ненавидела запах резиновых перчаток, она все-таки надела их. От моющего средства вода перестала быть прозрачной, оно распустилось в ней зелено-серым облачком. По квартирке распространился приятный запах чистоты. В открытые окна лился прохладный воздух, светило солнце, пели птицы.
…Когда они с комиссаром распрощались у антикварного магазина, Флора осталась стоять на месте. Ей бы надо было готовиться к сеансу, но она не могла заставить себя спуститься в подвал и ждала первых участников на улице. Дина и Аскер Сибелиусы явились, как всегда, на четверть часа раньше. Флора притворилась, что немного опоздала, они спустились в подвал все вместе, и Сибелиусы помогли Флоре расставить стулья. В пять минут восьмого собралось уже девятнадцать участников.
Этот сеанс затянулся; Флора дала своим гостям время, «вызывая» очаровательные старые привидения, счастливых детей и всепрощающих родителей.
Она осторожно выспросила у Дины и Аскера причину, по которой они приходят на сеансы.
Их взрослый сын лежал в коме после тяжелой автомобильной аварии. В конце концов врач убедил их согласиться отключить аппараты жизнеобеспечения и подписать соглашение о донорстве органов.
— Что, если он не попадет к Богу, — прошептала Дина.
Однако Флора «поговорила» с их сыном и заверила Дину, что он пребывает в потоке света и что в глубине души он всегда желал, чтобы его сердце, легкие, роговые оболочки и прочие органы пережили его.