– Вы знаете французский? – спросила Алина.
– Нет, – мотнули головами Борис и Антон.
– Ладно, сейчас уладим. Любезный… гарсон, – позвала официанта Алина.
К нам подошел долговязый юноша в белой сорочке и в фартуке до пола. На английском языке Алина спросила, нет ли меню на английском или с картинками.
Кажется, мы не первые, кто требовал меню с картинками, во всяком случае, официант нас понял и приволок с улицы рекламный щит, на котором были расклеены фотографии блюд с указанием цен.
– Это, это и это, – показывала Алина на фотографии. – И бутылочку красного вина. Что вы будете, молодые люди? Не стесняйтесь.
А они и не думали стесняться. Первым начал заказывать Антон. Он так долго перечислял, что я, грешным делом, подумала, что он заказывает не только для себя, но и для брата. Если бы! Когда пришла очередь Бориса, то и тот скромничать не стал и заказал себе вдвое больше. Алина ерзала на стуле, но приструнить братьев не решалась. Мол, имейте совесть. Я вас пригласила, но это не значит, что можно меня обобрать до нитки.
– Пожалуй, все? – спросил Борис, глядя на Антона.
– Не все. А можно нам еще по бокалу пива? – робко спросил он Алину.
– Можно, – проскрипела та.
«Однако аппетиты у молодых людей, – отметила я. – Но раз они столько всего заказали, то должны нас отблагодарить, рассказав о себе все-все без утайки. Возможно, они даже покаются. Сытому человеку чужого не надо».
– Маме давно звонили? – спросила Алина, пережив легкий стресс.
– Вчера или позавчера, когда Тамара Леонидовна пропала, – ответил Борис.
– И все? – удивилась я.
– А чего деньги тратить? Пусть сама звонит, если ей нужно, – достаточно грубо ответил Борис. Юноши явно не испытывали к матери большой привязанности.
– Вам нравится в Германии?
– Да ничего так страна, – равнодушно ответил Антон, поглядывая на барную стойку, за которой бармен наливал пиво. – Не лучше и не хуже других стран. Сейчас везде одинаково.
– Зачем тогда сюда переезжали?
– Мать настояла. Здесь из вас жизнь людей сделает, – голосом Анны сказал он. – А до этого мы людьми будто не были?
– Вы учились где-нибудь? Работали?
– А как же! В школе и на курсах автомехаников. Антоха у нас будущий строитель.
В это с трудом верилось. Юноши выглядели весьма ухоженно. Впрочем, то, что у них было профессионально-техническое образование, еще не говорило о том, что парни занимались физическим трудом. Знаю я, какие руки у автомехаников. Мазут и технические масла очень трудно отмываются, а у этих ноготки были отполированы до блеска. И строители по-другому выглядят.
– И в Германии собирались ремонтировать машины и строить дома?
– Мы недавно приехали, дайте осмотреться! Еще надо язык выучить, а мы на курсы даже не записались.
– А мама работу себе нашла? Кем она раньше работала?
– Кем работала, здесь уже работать не будет. Страховым агентом она была, – внес ясность Антон.
– Трудно ей будет здесь устроиться. Немецким языком она владеет?
– Немного.
По всему выходило, что и у Анны, и у ее сыновей перспективы прижиться в Германии были слабенькими. На что они рассчитывали, не знаю. Может, на пособие?
– И кто же вас надоумил ехать в Германию? – вздохнула я.
– Вообще-то мама здесь собиралась выйти замуж, – наклонившись над столом, поведал Антон.
– У нее здесь есть жених?
– Нет, но ей сказали, что в Германии русские женщины в цене. Нанимаешься сиделкой к какому-нибудь престарелому бюргеру, а через год выходишь за него замуж. Ему выгодней перед смертью жениться, чем выплачивать зарплату сиделке.
– А его детям насколько это выгодно? – подивилась я наивности Антона. – Такой брак очень легко признать незаконным.
– Одиноких выбирать надо.
– И что же, ваша мать хоть одного такого нашла? – поинтересовалась Алина.
– Пока нет, но она ищет.
– А пока учится ухаживать за больными, тренируется на Николае?
– А что с ним случилось? – отхлебнув из бокала пиво, спросил Борис.
«Неужели не знает?»
– А разве вам мать не говорила, что Густава обокрали? – спросила я, наблюдая за его реакцией.
– Да что вы говорите?! Давно пора было этого фрица на место поставить, – фыркнул Антон. – А Николай здесь при чем?
– Наверное, с бандитами столкнулся нос к носу. К сожалению, он не может ничего рассказать, потому что в коме. Ваша мать от него ни на шаг не отходит.
– Дядьку, конечно, жалко. Всегда денег на пиво давал. Что касается Шульца… – Он пренебрежительно скривился. – Нет, вы представьте, один раз я попросил у него немного денег, так он мне отказал! Двадцать евро ему жалко!
– Похоже, вас порадовало известие о краже. Но почему? – обиделась я за Шульца. – Только из-за этих двадцати евро? Густав гостеприимный человек. Вы у него жили больше двух недель, ели, пили. Он вам круиз оплатил.
– Мог бы хорошую каюту оплатить, а не в трюме, – упрекнул Густава Антон. – Вот вы говорите, что мы жили две недели за его счет. А знаете, как мы жили? Все эти недели он на нас косо смотрел и на ухо жужжал Ирине, какие мы невоспитанные, неблагодарные.
– А мы воспитанные, благодарные! – счел своим долгом отметить Борис. – Мы лишний раз ему на глаза не показывались! Встречались только за столом и то не всегда. Утром мы так рано не просыпаемся. Так что считайте, что ваш Густав экономил на нас два завтрака ежедневно. Обед? Обед – это святое. Ужин мы тоже пропускать не могли. Но чтобы лишний раз не маячить у него перед глазами, мы сразу же после ужина уходили.
– Куда?
– Куда глаза глядят! Чаще в ночной клуб или просто по городу слонялись.
– В одиночестве, в холоде и голоде, – внес уточнение Антон, скроив несчастное лицо.
«Да они издеваются над нами», – осенило меня.
– А деньги где вы на ночные клубы брали? – спросила Алина. – Вы же не работаете!
– Мы? А… да бывают у нас случайные заработки.
– Можно полюбопытствовать какие?
– А разные, – ухмыляясь, ушел от ответа Борис.
Антон, напротив, сделал обиженное лицо.
– Что-то мне подсказывает, вы нас в краже подозреваете. Что украли у Иркиного мужа, можете сказать?
– Сокровища нибелунгов! – выпалила я. – Золотые украшения и кубок с каменьями.
– Это те желтенькие штучки, которые лежали за стеклом? – уточнил Борис. – Это не мы! Мы такое не носим! – сказал он и расстегнул ворот рубахи, показывая нам увесистую цепь белого цвета с болтающимся на ней кулоном в виде черепа. – Я золото вообще не ношу. Сталь! Вот наш металл!