– Проходите, – пригласил Назар, широко открыв дверь. И когда Владлен с Людмилой ступили в прихожую, нетерпеливо спросил: – Что у вас произошло?
Только сейчас, оказавшись в безопасном месте, Лозовский вдруг осознал, насколько сильно он устал. Присев на диван, посмотрел на Людмилу: щеки у нее слегка порозовели, пухлые губы, сложенные бантиком, казались капризными, что невероятно шло ей, но вряд ли Люся об этом подозревала. Назар же был хмур, предполагая самое худшее.
– Кое-что произошло.
– Потеряли яйцо Фаберже? – И уже в отчаянии, не дожидаясь ответа, Шелестов продолжил: – Я так и знал! Такая вещь дается в руки только раз в жизни! Да и то не каждому. Извини меня, Владлен, но нужно быть простофилей, чтобы потерять яйцо Фаберже! Это надо же – три лимона баксов проворонить! Я же говорил, что нужно было положить его в банковскую ячейку, оттуда бы оно никуда не делось!
Сил, чтобы спорить, не оставалось. Выдохнув, Лозовский сел и устало произнес:
– Отрезать бы тебе язык за кощунственные слова. Ну, уж ладно, шепелявь дальше!.. Успокойся. Яйцо Фаберже не пропало, оно при мне, – приподнял он холщовую сумку.
– Так что там произошло, рассказывай, – Успокоившись, Назар присел рядом.
Скрипнув стулом, устроилась подле Владлена и Людмила.
Лозовский, упуская второстепенные детали, рассказал о том, как заманил грабителей в заминированную ловушку, и о том, как вложил в одежду одного из убитых свой паспорт.
Некоторое время Шелестов сидел молча, осмысливая услышанное. Новость оглушила, как реагировать на нее, Назар не знал. Для чего-то вытащил зажигалку и принялся крутить ее между пальцев. Затем, щелкнув, зажег огонь. Некоторое время он смотрел на колыхающееся пламя, будто бы зачарованный, а потом глухо обронил:
– Значит, получается, что тебя как бы больше нет?
Владлен невольно усмехнулся: десятиминутный монолог был воспринят верно.
– Получается, что так.
– И что ты намерен делать?
– То, что и делал, – нужно продать яйцо Фаберже и сваливать отсюда подальше! Возможно, у меня есть еще неделя. Ну, может, дней десять… За это время полиция наверняка поймет, что тот убитый – не я, и станет разыскивать меня всерьез. А я уже уеду очень далеко.
– Эту неделю тебе нужно где-то пересидеть. Может, у меня? Сам что об этом думаешь?
Владлен улыбнулся:
– Если за семь дней я тебе не надоем, тогда согласен.
– Договорились. Что будем делать?
– Нужно звонить Кощею, договариваться о встрече, а там будет видно.
Вытащив телефон, Владлен тотчас набрал нужный номер.
Власть Монтесумы закончилась в тот самый момент, когда он перешагнул жилище чужестранцев. Даже императорская свита перестала выказывать ему прежнее почтение. А жизнь между тем продолжалась. Рыбаки ловили рыбу, купцы продавали привезенный товар, земледельцы выращивали сельскохозяйственные культуры, а жрецы исполняли страшные обряды, заведенные многие столетия назад, посвящая пролитую человеческую кровь и вырванные сердца своим безжалостным богам.
День начинался под громкие удары барабана, а далее главный жрец государства, не стесняясь присутствия Монтесумы, вещал о том, что империя ацтеков умерла в тот самый момент, когда император склонил голову перед чужестранцами. Разрезая обсидиановым кинжалом себе лицо, он впадал в транс и сообщал о том, что великое ацтекское государство не продержится и года и что на его обломках воцарится новое. Прежние святые будут безжалостно затоптаны, статуи богов разобьют на куски, храмы разрушат, а там, где сейчас находится жертвенный камень, будет возвышаться крест.
Прошло полгода после вступления испанцев в Теночтитлан. О бескровном взятии города было сообщено испанскому королю Карлу Пятому, и тот, в знак прибавления к своим прежним землям новых владений, прикрепил к короне огромный рубин, отличавшийся от прочих камней глубоким пурпурным цветом.
* * *
Все сокровища Нового Света отныне должны принадлежать испанскому королю, а потому распоряжение Карла Пятого было простым: золото грузить на фрегаты и везти к берегам Испании. Следующим приказом испанский король наделил Эрнана Кортеса особыми полномочиями, назначив губернатором обретенной земли и присвоив чин капитан-генерала.
Губернатор Кубы Веласкес неожиданно вспомнил про старые обиды, про обесчещенную свояченицу и направил в Теночтитлан большой рыцарский отряд, обязанный доставить Эрнана Кортеса на Кубу закованным в железо. Не пожелав искушать судьбу, Кортес уехал из города и обещал вернуться только тогда, когда рыцари уберутся восвояси. Покидая дворец, капитан-генерал со смехом сказал, что было бы неплохо, если бы Веласкес приехал в город лично, а уж он со своей стороны сделал бы все возможное, чтобы препроводить бывшего родственника к жертвенному алтарю ацтеков.
Сказанные слова докатились до ушей губернатора Кубы, и тот поклялся, что не успокоится до тех самых пор, пока не предаст Кортеса в руки святой инквизиции.
Неприятности начались сразу после Пасхи. Гонец, прибывший из Теночтитлана, – тощий рыжий сержант с обветренной кожей, валившийся с коня от усталости, – сообщил о том, что гарнизон, оставленный в столице, большей частью был пленен вместе с лейтенантом восставшими ацтеками, а солдаты, сумевшие спастись, организовали оборону в одном из дворцов города. И если капитан-генерал Кортес не подоспеет к окруженным в течение суток, то остатки испанского отряда будут уничтожены или пленены, а затем сложат свои головы на жертвенном алтаре.
Объявив сбор, командор немедленно отбыл на помощь лейтенанту. Еще через десять часов Кортес был во дворце Монтесумы и, оттеснив стражу, вошел в тронный зал, где император обедал под тяжелыми расшитыми занавесками.
Выдернув из ножен меч, разгневанный завоеватель распорол ткань и с лицом, перекошенным от злобы, приблизился к невозмутимому императору, который в одиночестве поедал шматок мяса из большого золотого блюда.
Монтесума оставался безмятежным, он лишь посмотрел на занесенный меч, а потом с аппетитом откусил очередной кусок, выказывая тем самым презрение к смерти.
– Ни один из смертных не должен видеть, как император ест. Нужно оказать ему уважение, – негромко подсказала подошедшая Малинче.
Сунув меч в ножны, Кортес произнес:
– Я не силен во всех этих дикарских этикетах. А по большому счету мне на них просто наплевать. И если потребуется, то я засуну этот кусок мяса ему в глотку и буду держать его до тех пор, пока он, наконец, не сдохнет! Вот что, Малинче, переведи ему: какого дьявола он захватил в плен моего лейтенанта и его людей? Это заговор?
Малинче перевела. Император распрямился, теперь, когда он стоял рядом с Кортесом, было понятно, что он не только силен, но еще и очень высок.