– Луи, вы забываете, что это не простые солдаты, а гвардейцы его святейшества. – Посмотрев на полковника, шедшего от него по правую руку, Наполеон распорядился: – Они прирожденные солдаты и были готовы умереть за папу. Похороните их со всеми подобающими почестями, как настоящих солдат.
– Сделаем все что нужно, господин командующий, – откликнулся полковник. – Мы уважаем достойных противников.
Не ответив, Наполеон сел на лошадь и поскакал через поле следом за полками, направлявшимися в Рим.
– Ну, чего встали? – прикрикнул полковник на солдат, расположившихся неподалеку. – Стаскивайте гвардейцев в одну кучу, не мне же заниматься этим делом. А вы, четверо, ройте яму!
– Слушаюсь, господин полковник!
Пехотинец перевернул одного из гвардейцев на спину и тотчас в ужасе отпрянул в сторону:
– Господин полковник, кажется, этот швейцарец живой.
– Живой?.. – удивленно проговорил полковник, глянув на пропитанный кровью камзол. – Его труп уже давно окоченел!
Приблизившись, полковник посмотрел в застывшее лицо с полуоткрытыми глазами:
– Так… Но он живой!
– Сколько лет ты воюешь?
– Пять лет, господин полковник.
– Тебе никогда не приходилось видеть покойников?
В глазах унтер-офицера застыл неподдельный страх, как если бы он лицом к лицу столкнулся с восставшим из могилы мертвецом.
– Я насмотрелся на трупы, господин полковник, но вот с таким встречаюсь впервые.
– Чем же он особенный?
Страх в глазах унтер-офицера уже не удивлял, а настораживал. Свой чин он заслужил бесстрашием, нередко оказываясь в самой гуще сражения, не боялся ни штыка, ни осколков пушечного ядра, ни оружейного огня; тогда чего же ему опасаться мертвеца?
– Когда я дотронулся до его руки, то она была теплой. Я подумал, что мне показалось, но когда я притронулся к ней вновь, то его пальцы обожгли мою ладонь.
Более странного объяснения слышать не приходилось. А может, все дело в ином: унтер не первый год находится на войне, на его долю выпало немало тяжких испытаний. Тут зарыдает даже камень, а что же тогда говорить о человеке, сотканном из плоти и крови? Бедный солдат просто лишился рассудка.
Полковник всмотрелся в унтер-офицера. Тот взирал ясно, безо всяких признаков помешательства, если не считать глаз, расширенных от ужаса. Подавив укор, уже готовый было сорваться с уст, спросил:
– Какая именно рука?
– Правая.
Через рваный рукав проглядывал тощий, изрядно посиневший костистый локоть. Преодолевая отвращение, полковник притронулся к нему ладонью. Пальцы ощутили мертвую плоть; уж чем они обжигали, так это едва переносимым могильным холодом. И покажется же такое!
– Тебе этого хватит? – усмехнулся полковник.
– Притроньтесь к ладони, – неожиданно проявил настойчивость унтер-офицер.
Несколько солдат с любопытством посмотрели на полковника, решившего преподнести урок мужества старому вояке. Унтер-офицер слишком долго воюет, а когда живое соседствует с мертвым, то может померещиться всякая чертовщина.
Полковник притронулся к ладони убитого и вдруг почувствовал исходящее от пальцев тепло. От ужаса волосы на его затылке стали вздыматься. Ничего подобного прежде он не испытывал. Столкнись он с реальной опасностью где-нибудь на поле боя – штыком, пулей или пушечным ядром, – он знал бы, что делать. От летящего снаряда можно укрыться в траншее, от пули – спрятаться за деревом, от штыка – увернуться. Но он совершенно не представлял, как следует поступить в этом случае.
– Дьявол! – воскликнул он. – В этом покойнике определенно сидит какая-то чертовщина!
– У него перстень, – подсказал унтер-офицер. – Тепло исходит от него.
Действительно, на посиневший неподвижный палец был надет золотой перстень с изумрудом. Приподняв ладонь убитого, полковник осмотрел перстень с печатями:
– Это епископский перстень.
– Откуда же он у швейцарского гвардейца?
– Может, этот перстень ему подарил епископ?
– Исключено. Такие перстни не дарят, они уходят в могилу вместе с его владельцем.
– А может, он сам епископ? По возрасту подходит. Да и руки у него явно не солдатские. С такими только крестом размахивать. – Страх понемногу отступил, ему на смену пришло желание действовать. Запугать старого солдата было трудно, еще и не с такими демонами приходилось сталкиваться. – А может, он иезуит? Им разрешается служить хоть в мирской, хоть в военной одежде.
– Хм… Епископ-иезуит в одежде гвардейца его святейшества?
Изумруд был крупным и невероятной чистоты. Отполированные поверхности, собрав весь небесный свет, пальнули колючим лучиком в глаза, заставив зажмуриться.
– Мне не доводилось видеть ничего подобного, – признался полковник. – Я возьму у него этот перстень; теперь он ему без надобности, а мне еще послужит.
Ухватив покойника за палец, полковник попытался снять перстень, будто бы вросший.
– Дьявол! Никак не снять.
– Господин полковник, скверная примета – забирать у покойника его личные вещи, – произнес унтер-офицер, наблюдая за стараниями офицера.
– Ты думаешь, будет правильно зарывать такой перстень в землю?
– Да.
– Тебе приходилось видеть такие изумруды?
– Нет.
– Мне тоже не доводилось, а их я на своем веку повидал немало. Я не уйду отсюда, пока не сниму с него этот перстень. Серж!
– Да, господин полковник! – подался вперед адъютант.
– Вот что, давай подержи его за ладонь… Да не так, прижми к земле.
Адъютант повиновался. Вытащив саблю, полковник аккуратно приложил острие к пальцу и с силой надавил. Подобрав отрезанную фалангу, снял перстень и с восхищением осмотрел его со всех сторон.
– Никогда не встречал ничего подобного! Он так и светится изнутри! Говоришь, что этот камень может принести мне несчастье? – строго посмотрел полковник на унтер-офицера.
– Существует такая примета, господин полковник.
– Сегодня же скажу капеллану, чтобы он прочитал молитву над перстнем и очистил его ото всякой скверны, а уже потом сделаю из него амулет. Уверен, что с такими сокровищами мне ни одна пуля не страшна!
– Заводи, – посмотрел на Иннокентия Таранников.
Повернув ключ, Кеша завел двигатель:
– Трогаться?
– Подожди пока… Вот что, Гриша, глянь: нас никто не пасет?
Упырь прильнул к окну и внимательным взглядом окинул стоявшие у входа машины.